Эрик Ластбадер - Белый ниндзя

— Но все-таки можно предположить, что тандзян является связующей ниточкой между ними. Он знал их обоих.

— А, возможно, тандзян знал только Муку, — высказала предположение Томи, — а Ханами пострадал из-за того, что лечил Линнера. Ведь узнать о том, что он оперировал его, было нетрудно.

— Слишком много слов, — пробурчал Нанги, вставая, — и слишком много умозрительных заключений. Пока нет ничего конкретного, за что можно было бы зацепиться. Поэтому нашей задачей является постараться найти нечто конкретное.

— Если этот тандзян хоть наполовину так хитер, каким Вы его себе представляете, — сказала Томи, — то он уже давно замел все следы.

— Пожалуй, — откликнулся Нанги, — но тогда, я думаю, настало время пощупать, насколько он хитер.

Шизей не хотела покидать Коттона Брэндинга, но она привыкла подчиняться командам. Не подчиниться было для нее просто немыслимым делом. Ей не привыкать страдать. Страдание было ее постоянным спутником, насколько она себя помнила, и являлось таким же фундаментальным элементом ее бытия, как пища и воздух.

Шизей придумала какую-то историю, связанную с ее работой. Она не хотела намекать ему, что ей хочется, чтобы он сопровождал ее в Вашингтон. Было бы гораздо лучше, если бы он догадался об этом сам.

Вот так обстояли дела, когда она возвращалась к их столику в ресторане на открытом воздухе, где они обедали. И когда она села напротив Брэндинга, ее лицо приобрело озабоченное выражение.

Этого было достаточно, чтобы заставить его спросить:

— Что-нибудь случилось?

— Да. На службе требуют, чтобы я вернулась в Вашингтон.

— Когда?

Она отвела глаза.

— Завтра. Это крайний срок.

Шизей замолчала, и это молчание расползалось, как клякса на чистом листе бумаги. Нехотя пощипывала клешню омара. По правде говоря, есть не хотелось. И это хорошо, потому что Брэндинг всегда все замечает. Он знал ее настроения, как астроном знает фазы луны, и изучал он эти настроения с таким напряженным вниманием, что становилось страшно.

Ее страх основывался не на том, что он уделял ей слишком много внимания, как это могло бы быть у других в ее положении. Она привыкла, даже точнее сказать, ей нравились эти крайности как в эмоциональной сфере, так и в психологической. Ее страх основывался на том, что она привыкла жить, чувствуя его неустанное внимание. В ней выработалась своего рода зависимость от него, а это уже опасно, потому что, находясь в плену этой иллюзии, Шизей чувствовала себя слабой, ранимой. Она сама дошла до состояния, в которое привыкла приводить свои жертвы. Ей было неуютно в этом состоянии, как в царстве теней.

Брэндинг допил свое пиво и спросил:

— У тебя что, даже аппетит пропал?

Она улыбнулась, пододвинула ему блюдо:

— Тебе больше достанется.

Ее глаза следили, как проворно работали его руки, разделывая омара. Шизей оперлась подбородком на сжатые кулачки.

— Люблю наблюдать, как ты ешь, — сказала она.

— Правда? — в его голосе прозвучало искреннее удивление. — А почему?

— Каков человек за столом, таков и в постели, — ответила она. — А тебе самому разве не приходило в голову, как много можно сказать о человеке по тому, как он ест? Каким было его детство? Воспитание?

— Разве? — он был настроен явно скептически. — Ну и как же меня воспитывали?

— Ты любил свою маму, — ответила Шизей. — Я полагаю, она ела точно так же, как и ты: аккуратно, получая удовольствие от пищи. Твой отец был обычно безразличен к тому, что ел, а может, любил выпивку больше.

Брэндинг почувствовал, как у него похолодело в нижней части живота. Он перестал жевать. Шизей рассмеялась:

— У тебя вид, будто ты на приеме у психоаналитика.

— А еще что скажешь? — с трудом выговорил он.

— Можно и еще, — Шизей словно не замечала его напряженного состояния. — У тебя было по крайней мере два брата или сестры. Об этом легко догадаться по тому, что ты привык делиться за столом. Наверно, ты был старшим сыном.

— Был, — признался он, не сводя с нее глаз. — Да и остальные догадки более или менее верны.

Она улыбнулась.

— В этом я никогда не ошибаюсь.

— Уж не ясновидящая ли ты?

За иронической интонацией Шизей уловила и вопросительную.

— Нет, — серьезно ответила она. — Только наблюдатель человеческой природы.

— Только? — он медленно вытер губы бумажной салфеткой, давая себе возможность оправиться от шока. — Ты знаешь обо мне куда больше, чем я о тебе.

Она покачала головой.