Эрик Ластбадер - Возвращение Борна

Впереди замаячила контрольная башня аэропорта, и буквально через сотню метров Оскар свернул со скоростной трассы на боковое ответвление. Ни одного полицейского в пределах видимости не было, и все казалось естественным. И все же Борн чувствовал, что внутри его нарастает какая-то необъяснимая тревога.

Направляясь к зафрахтованному самолету, их фургон петлял по бетонным дорожкам аэропорта, но никто не подошел к ним. Самолет уже поджидал их — заправленный и в полной готовности. Перед тем как выйти из фургона, Борн напоследок сжал руку Оскара и проговорил:

— Спасибо! Еще раз спасибо!

— О чем речь! — улыбнулся в ответ Оскар. — Все дополнительные услуги будут включены в счет!

После этого Оскар укатил, а они двое поднялись по трапу в чрево самолета.

Пилот приветствовал их на борту своего воздушного судна, втянул трап и закрыл герметичный люк. Борн сообщил пилоту их маршрут, и уже через пять минут, пробежав по взлетно-посадочной полосе и оторвавшись от ее бетона, крылатая машина начала свое двухчасовое путешествие к столице Исландии — Рейкьявику.

— Рыбацкая шхуна появится в зоне видимости через три минуты, — доложил пилот.

Спалко поправил в ухе миниатюрный электронный наушник, взял портативную холодильную камеру, полученную от Сидо, и, пройдя в хвостовую часть самолета, надел парашют. Застегивая лямки, он смотрел на затылок Петера Сидо. Доктор был пристегнут наручниками к креслу, а в соседнем сидел вооруженный мужчина.

— Вы знаете, куда его доставить, — негромко сказал пилоту Спалко.

— Так точно, сэр. Прямиком в Гренландию.

Спалко подошел к заднему люку, подал знак одному из своих людей, и тот последовал за ним по узкому проходу.

— У вас достаточно топлива? — снова обратился Спалко к пилоту.

— Так точно, сэр, — отрапортовал летчик. — У меня как в аптеке.

Спалко посмотрел в овальный иллюминатор, вмонтированный в дверь. Самолет теперь летел ниже, и на черно-синей поверхности воды были явственно видны барашки пены. Северная Атлантика оправдывала свою репутацию, которую заслужила частыми штормами и постоянным волнением.

— Тридцать секунд, сэр, — доложил пилот. — Очень сильный норд-норд-ост. Скорость — шестнадцать узлов.

— Вас понял, — ответил Спалко.

Он почти физически ощущал, как падает скорость самолета. Под одеждой на нем был надет толстый резиновый костюм. В отличие от обычного снаряжения аквалангиста, рассчитанного на то, чтобы пропускать небольшое количество воды, этот костюм был полностью герметичен и водонепроницаем. Под резиновым костюмом на Спалко был надет еще один — трехслойный, но очень тонкий, для дополнительной защиты от холода. Хотя Спалко точнейшим образом рассчитал момент приводнения, соприкосновение с ледяной водой могло парализовать его, и это, даже несмотря на все предосторожности, могло оказаться фатальным. Однако Спалко был уверен, что его план сработает без единой помарки. Стальной цепочкой он прикрепил холодильную камеру к левому запястью и натянул водонепроницаемые перчатки.

Последовал очередной доклад летчика:

— Пятнадцать секунд. Ветер — постоянный.

«Хорошо, что не порывистый», — подумал Спалко. Он кивнул своему сопровождающему, и, повернув большой рычаг, тот открыл люк. Внутрь самолета ворвался ветер. Внизу не было ничего, кроме тринадцати тысяч футов пустоты и океана, который оказался бы твердым, как бетон, упади человек в него с такой высоты без парашюта.

— Пошел! — крикнул пилот.

Спалко прыгнул. В ушах у него засвистело, в лицо ударила тугая струя воздуха, тело выгнулось назад.

Посмотрев вниз, Спалко увидел рыбацкую шхуну. Используя давление воздуха, он перевернул тело в горизонтальное положение, чтобы компенсировать норд-норд-ост, дующий со скоростью шестнадцати узлов. Время от времени он смотрел на свой наручный альтиметр и на высоте двух с половиной тысяч футов дернул за кольцо парашюта. Его плечи вздернулись вверх, и над головой раскрылся широкий нейлоновый купол. Теперь он опускался с вполне приемлемой скоростью: шестнадцать футов в секунду.

Над Спалко простирался бесконечный светлый небосвод, под ним — столь же безбрежная чаша Северной Атлантики — беспокойной, вздымающейся волнами, окрашенной лучами послеполуденного солнца в цвет кованой бронзы. На этих волнах качалась рыбацкая шхуна, а далеко позади нее в море выступала ломаная линия исландского полуострова, на котором стоял Рейкьявик. Спалко вдохнул полной грудью, наслаждаясь ни с чем не сравнимым ощущением полета.