Эрик Ластбадер - Возвращение в темноте

Тотчас же ящик в ногах кровати бесшумно открылся, и из его глубин поднялась длинная подставка, на которой стояли телевизор, видеомагнитофон, проигрыватель лазерных дисков и целая куча видеокассет и компакт-дисков.

На кровати лежала аккуратная стопка свежевыстиранных белых рубашек. Внутрь каждой рубашки была вложена картонка. Рядом лежала розовая квитанция из прачечной.

Что-то в этой картине насторожило Кроукера. Вложенные в рубашки картонки показались ему слишком толстыми. Своей биомеханической рукой он осторожно вытянул картонку из верхней рубашки, оказалось, что это самая обычная папка.

Кроукер вздрогнул — на ней была наклейка с именем Сони Виллалобос.

В папке лежала выписка из ее медицинской карты, сделанная доктором Рональдом Стански. Причем в шапке бланка был указан адрес его клиники в Маргейте, а не частного кабинета в Вест-Палм-Бич. Значит, Соня была пациенткой доктора Стански?

Кроукер торопливо выдернул из второй рубашки еще одну папку и, к своему ужасу, увидел на ней имя Вонды Шеперд. Значит, она тоже была пациенткой этого Стански? Это не могло быть случайным совпадением. Обе папки содержали результаты одних и тех же анализов. Возможно, такова была стандартная процедура, но в обе папки было вложено по листочку, от вида которого у Кроукера волосы встали дыбом. Это были результаты весьма специфического анализа крови. Он вытащил третью папку и не поверил своим глазам. На обложке стояло имя Рейчел Дьюк. Дрожащей рукой он перелистал содержимое папки. В мозгу замелькали страшные догадки. Если он прав...

Он взглянул на квитанцию — прачечная-химчистка «Джиффи тайм». И адрес — где-то на Мексиканском бульваре. Адрес показался ему странно знакомым.

И тут Кроукер застыл на месте. До его слуха донесся какой-то слабый звук из гостиной. Он бесшумно передвинулся в другой угол спальни, откуда виден был коридор.

Там не было ни души. Кроукер вышел из спальни и на цыпочках направился к выходу. Дойдя до поворота, он остановился.

— Я не вижу тебя, — сказал чей-то голос. — Но зато я вижу твою тень.

Голос показался Кроукеру знакомым, и даже очень.

Он нарочито медленно вошел в гостиную. Там, в светлом мягком кресле сидел, забросив ногу на ногу, худощавый мужчина с янтарными глазами.

— Вижу, сама судьба все время сталкивает нас с тобой, Антонио, — сказал Кроукер.

— И в самые неподходящие моменты.

Его руки покоились на подлокотниках кресла.

— Могу я спросить, что привело сеньора в этот дом? — спокойно произнес Антонио.

Не сводя с него глаз, Кроукер ответил:

— Ты хочешь сказать, что тебе это неизвестно?

— Я хочу услышать это из твоих уст, — сухо ответил Антонио.

— Ты никогда не отвечаешь на мои вопросы, — возмутился Кроукер.

— Какие еще вопросы? — невозмутимо проговорил Антонио.

— Насчет Розы. Ты сказал мне, что любил ее. Но этого просто не может быть! Ведь ты убил ее! Ты отрезал ей голову, словно она была не человеком, а бессловесным скотом на бойне.

Человек с янтарными глазами долго ничего не отвечал, но внутри него что-то, несомненно, происходило. Обстановка напоминала затишье перед бурей.

— Да, — вдруг произнес Антонио странно спокойным тоном. — Это я убил Розу.

Он встал с кресла и угрожающе двинулся на Кроукера.

Однажды Каменное Дерево сказал Кроукеру: «Человек может изменить свое имя, подделать документы, изменить даже черты лица с помощью пластической хирургии, но его всегда выдаст походка. Точно так же, как и отпечатки пальцев, походка человека является его уникальной и неповторимой чертой. Походку изменить невозможно. Даже если человек сломает ногу, его тело со временем приспособится к последствиям травмы, и прежняя походка вновь вернется к нему, пусть частично, но все же вернется».

Это был не Антонио, а его брат Хейтор. Кроукер прекрасно помнил скользящую походку Антонио. У этого человека была другая, угловатая и какая-то нетерпеливая походка.

— Интересно, о чем рассказывал тебе мой брат? — спросил Хейтор. — Сентиментальные воспоминания не в его стиле, или я не прав?

Он подошел так близко, что Кроукер почувствовал исходящий от него звериный запах. Похоже, этому человеку было наплевать на условности.

— И уж совсем напрасно он рассказывал тебе о смерти Розы Милагрос. — Он говорил медленно, спокойно, словно под воздействием транквилизатора. — Мне крайне не нравится, что он до сих пор думает о ней. Так он сказал тебе, что любил ее?

— А еще он сказал, что проклят, — произнес не без усилия Кроукер. — Теперь мне кажется, что вы оба прокляты.