Эрик Ластбадер - Вторая кожа

— Джин-сан, прошу вас следовать со мной.

— Куда вы меня повезете?

— В полицейское управление, — ответил детектив в штатском, и двое полицейских в форме тут же сделали шаг вперед.

— Конечно, я поеду, но зачем?

Детектив уже раскрыл рот, чтобы ответить Танаке Джину, но Масида одним движением руки заставил его замолчать.

— Имеются подозрения, Джин-сан, и более того, заявления, что кто-то из моих людей в управлении работает на Акинагу.

Еще две машины проехали мимо, и звук их шин напоминал шелест женских юбок. Пропасть между людьми все увеличивалась.

Наконец Танака Джин тихо сказал:

— Так вы считаете, что это я?

— Именно ошибки в вашем обвинении позволили Акинаге ускользнуть от ответственности. — Масида повел плечами. — Что я должен думать?

— Но ведь это именно я его арестовал. — Еще не окончив фразы, Танака Джин понял, насколько глупо она прозвучала. В глазах детектива он увидел презрение, а глаза Масиды были устремлены куда-то мимо него. На Николаса никто не обращал внимания.

— Против вас будет возбуждено уголовное дело, — сказал Масида и направился к черной «тойоте», как бы отстраняясь от происходившего.

— Прошу садиться в машину, Джин-сан, — произнес невозмутимым тоном детектив. Прокурор посмотрел на своего босса. Но тот был непроницаем.

Линнер, чувствуя, что Танака Джин сейчас пойдет к машине, запустил два пальца в его правый задний карман и ловким движением вынул из него бумажник. Вряд ли он понадобится прокурору в ближайшее время, а Николас мог воспользоваться его удостоверением.

— Держитесь, — шепнул Линнер на ухо другу, но тот ничего не ответил.

По крыше «тойоты» забарабанил дождь, и Танака Джин быстро нырнул в машину, где уже сидели двое полицейских и детектив.

Взглянув на Николаса, детектив сказал:

— А я вас знаю.

Однако его голос ничего не выражал. Совсем ничего.

Услышав выстрел, Маргарита вскрикнула и выпрыгнула из кресла. Она была все еще в той самой комнате, где Пол Чьярамонте привязал ее к кровати. После первого допроса Чезаре она проспала несколько часов беспокойным сном, то пробуждаясь, то вновь погружаясь в забытье. Леонфорте развязал ее и позволил сколько угодно пользоваться ванной и туалетом, даже разрешил принять душ. Боже, как ужасно от нее пахло! Этот запах страха казался ей унизительным, тошнотворным, и Маргарита яростно намыливала свое тело, подобно Офелии, старавшейся смыть со своих рук несуществующую кровь. Но затем допрос был продолжен. На этот раз, слава Богу, обошлось без кровати и веревок, врезавшихся в руки и ноги женщины. Как она ни умоляла Чезаре, он не разрешил ей взглянуть на Фрэнси даже одним глазком. Сердце Маргариты переполняла боль: что с ее девочкой? Женщина знала, что, если дело дойдет до выбора между ее дочерью и секретами сети нишики, она не выдержит. Конечно, можно протянуть еще какое-то время, но потом терпение Чезаре лопнет, он приведет в комнату Фрэнси и приставит к ее виску дуло пистолета. Вот тогда-то она не выдержит и все ему расскажет.

Маргарита заплакала. Наверное, Доминик поступил бы в этой ситуации иначе. Наверняка он бы нашел выход из этого тупика, но она была матерью, и ее главной и единственной целью было спасти жизнь дочери.

Ночью она куталась в одежду, которую Чезаре принес ей после душа. Это была не новая одежда, она принадлежала какой-то женщине. Уж не его ли любовнице? Вот было бы забавно! Но что-то в этой одежде показалось ей знакомым — нет, не сама одежда, которая больше подошла бы блондинке, чем брюнетке, но что-то другое.

Ее ноздри затрепетали и расширились. Запах. Запах духов. Но чьих? Она, должно быть, знала эту женщину, близко знала. Кто же это? Маргарита долго ломала голову, но ничего не могла вспомнить. Ее мозг занят одним — страхом за жизнь дочери. Утром сам Леонфорте принес завтрак и кофе, и она, остро ощущая свое унижение, съела все, как голодное животное, в которое ее постепенно превращали. Женщина чувствовала, что он смотрит на нее, как укротитель в зоопарке.

Бэд Клэмс не стал ее связывать и, усадив в кресло, снова начал допрашивать. Очень скоро его терпение лопнуло, и он вскочил, запустив кофейником в дальний угол комнаты, и выбежал из нее, ругаясь.

И тут она услышала одиночный выстрел.

Подскочив на месте, женщина с безумной яростью, как неистовая горилла, затрясла запертую дверь. Она сразу же решила, что этим выстрелом была убита ее дочь. С диким криком: «Нет! Нет! Нет!» — она стала бить в дверь плечом, содрогаясь при каждом ударе, но не обращая внимания на эту боль. И тут услышала, как в замке двери повернулся ключ. Маргарита тут же отступила назад и снова села на прежнее место, в кресло, где он ее оставил. Плечо и ребра болели, но все тело свернулось в тугую пружину.