— Это вы говорите о Большом Эзу?
— Нет, ну что вы, никоим образом. Я стараюсь объяснить вам истинную природу вещей. Некоторые события, потрясающие нас до глубины души, нуждаются в толковом, логическом объяснении. Это объяснение помогает нам умом понять то, что отказывается понимать наше сердце.
В этот момент появился Большой Эзу.
— Нам пора, Мама-сан. Мы поднимемся наверх. Пожилая женщина поклонилась.
— Понимаю.
— Вы закончили ваш разговор?
Мама-сан загадочно взглянула на него и ответила:
— Мы философствовали, а делать это можно бесконечно.
Большой Эзу, в свою очередь, поклонился Маме-сан и сделал Хонно знак следовать за ним. Они вышли из комнаты и прошли к лестнице. В холле Хонно заметила какого-то человека, очень похожего на одного из людей Большого Эзу; он стоял у лестницы и отвел взгляд в сторону, когда Большой Эзу, а за ним Хонно проследовали мимо.
— Куда мы идем? Зачем мы здесь? — начала спрашивать Хонно, но ответа не получила.
Они поднялись на второй этаж, где большое помещение делилось на отдельные комнаты при помощи седзи — таких же, какие Хонно видела в первой комнате — из рисовой бумаги и с эротическими рисунками. Строго говоря, это были и не комнаты в обычном понимании, и в них невозможно было уединиться полностью, хотя подобное, с точки зрения европейца, неудобство не мешало японцам, чуждым индивидуализма.
— Здесь, конечно, не спят, — тихо сказал Большой Эзу, — но тем не менее видят сны.
Пройдя ряд комнат, он остановился перед последней передвижной стеной и, положив руку на окрашенную в серый цвет деревянную раму, повернулся к Хонно:
— Доверие, уважаемая госпожа Кансей, очень часто обманывают те, кому мы доверяем. Не хотите ли убедиться в моих словах?
Он толкнул раму, она отъехала в сторону, и Хонно в изумлении уставилась на двух людей, слившихся в экстазе страсти. Оба тела ритмично, сладострастно двигались. Мужчина, почувствовав, что на него смотрят, оттолкнул женщину, и та, высвободившись из простыней, уселась и посмотрела в сторону Хонно. Боже, да это была не женщина вовсе, а мужчина! Хонно внимательно всмотрелась в его лицо, и кровь застыла у нее в жилах: Эйкиси! Перед ней сидел ее муж, минуту назад занимавшийся любовью с другим мужчиной! У Хонно закружилась голова. Нет! Такого не может быть! Невероятно, это, наверное, просто дурной сон! В памяти всплыли слова Мамы-сан; «Если человека не уважают, он ничто, его жизнь — как вода, бесследно уходящая в песок». Мама-сан упоминала Кодзимаси... Ну, конечно, это один из районов Токио, пользующийся нехорошей славой, и именно там Эйкиси вырос, ходил в школу. Там жили и его родители. Теперь понятно, старая мудрая женщина пыталась подготовить ее к неприятному сюрпризу, как-то помочь, ослабить удар.
— Хонно-сан! — завизжал Эйкиси. — Как вы осмелились прийти сюда? Как вы осмелились лгать, что вы уехали, и шпионить за мной? — Его лицо выражало безграничное отвращение. — Хотя, что я удивляюсь? Вы же родились в год лошади! Да, я знаю это! Проклятая женщина!
В глазах Хонно застыл стыд и ужас, и это еще больше разозлило Эйкиси, он продолжал вопить все яростнее:
— За месяц до нашей свадьбы твой папаша пришел к нам в дом и сообщил, в какой год родилась его распрекрасная дочь. Он, конечно, хотел денег за свою ценную информацию, и, поскольку он разговаривал со мной, я ему заплатил. Да, его сведения действительно имели для меня определенную ценность, но не ту, о которой думал бедный старый идиот. Я получил прекрасное средство держать тебя в узде, чтобы твое упрямство и своеволие не мешали мне жить так, как я хочу.
Эйкиси потянулся к юноше, сидевшему рядом с ним, любовно обнял его.
— А теперь, проклятая женщина, убирайся вон отсюда! Не мешай мне заниматься любовью!
Хонно хотелось кричать, но голос пропал. Последние слова мужа вывели ее из оцепенения, она повернулась, ничего не ответив, и пошла прочь, горя от стыда и гнева. Прошла мимо Большого Эзу, почти пробежала все комнаты и начала спускаться вниз по лестнице. Выскочила во двор, забыв надеть свои туфли, и бросилась к тихому пруду. Там, под сенью кудрявых кленов, под мирный плеск рыбы в воде она хотела хоть немного прийти в себя, собраться с мыслями и забыться. Хонно не успела добежать до спасительного пруда, как ее внезапно вырвало от отвращения. Слабея, она еле добралась до него и легла животом на землю, опустив лицо в прохладную, освежающую воду. Вода принесла облегчение, и Хонно, не поднимая головы, открыла глаза, села и стала смотреть в глубину, туда, где сновали рыбы.
Читать дальше