Эрик Ластбадер - Черное сердце

Однажды он совершил ошибку: ответил на хорошем французском одному из горцев, который обратился к нему на том же языке. Мелькнувшее на лице этого человека недоверие подсказало ему, что впредь он должен коверкать французский, чтобы эти люди могли принимать его за своего. И, останавливаясь на ночлег в джунглях, он практиковался в искажении правил грамматики, которые с детства вдалбливали в него в лицее. Он учился говорить так, как говорят безграмотные.

День был серым, все утро шел дождь, идти было трудно, и он ужасно устал. Положив голову на пень старой пальмы, он закрыл глаза. Даже непрестанное жужжание насекомых не тревожило его.

Он шел уже четыре дня. Ноги у него гудели, голова кружилась. Несмотря на то, что он намекал крестьянам на принадлежность к «Ангка», еды он получал недостаточно — да им и самим не хватало. У крестьян регулярно отбирали их урожай, их долги местным землевладельцам росли день ото дня, и перед ними постоянно маячили призраки двух ужасных близнецов — нищеты и голода.

Неужели его Кампучия превратилась в нищую страну? Ее богатства поглотила революция, война и алчность политиков. И он понял, насколько ложными были все его «городские» мысли. Ему-то казалось, что вслед за революцией сразу же наступят мир и счастье для всех. Но сейчас революция представлялась ему темным грозовым солнцем, накрывшим все небо, поглотившим солнце. И, лежа на пропитанной влагой земле, он думал о том, что его Кампучия уже никогда не обретет мира, никогда не наступит конца ее страданиям и мукам.

Он почувствовал, что вот-вот расплачется. И в этот миг услышал какие-то странные звуки, отличавшиеся от обычных звуков джунглей. Кто-то шел в его сторону, и он не знал, как себя вести — то ли бежать, то ли притвориться спящим. Ладно, будь что будет...

— Мим морк пи на?

— Мим чумос ей? — это был уже второй голос.

Он открыл глаза и увидел троих мужчин в черных рубахах и штанах. В руках у них были старые автоматические винтовки М-16. Маки!

— Я пришел с юга, — ответил он. — С рисовых полей. Мою семью уничтожили солдаты Лон Нола. Меня зовут Сок...

— Мим Сок, — поправил один из маки. Сок кивнул:

— Да, товарищ Сок. Я хочу участвовать в революции.

Они взяли его с собой, но в качестве кого — пленника или товарища — он определить не мог. Километров тридцать они пропетляли по джунглям и, наконец, вышли на открытое пространство, на котором стояло несколько зданий. Среди них выделялась пагода со светло-зеленой черепичной крышей.

Один из маки взял его за локоть и ввел в небольшое строение без двери.

Внутри царил полумрак. По углам виднелась какая-то поломанная мебель, на подлокотнике плетеной кушетки без ножек сидел человек. Он равнодушно глянул на Сока, затем уставился в пол.

— Одна из сиануковых свиней, — воскликнул маки, потрясая в воздухе своим М-16. — Они хотели захватить нас в Баттамбанге, принц и Лон Нол, но мы подготовили для них сюрприз.

— Тогда этот человек — военнопленный, — Сок нервничал, что было вполне понятно.

Маки повернулся к нему и ударил в лицо прикладом.

— Заткнись, — злобно выкрикнул он. — Будешь говорить, только когда тебя спрашивают.

Сок прижал ладонь к щеке. Щека горела, он почувствовал на пальцах кровь. У него хватило мудрости промолчать, а маки вышел и стал в дверном проеме.

День угас быстро, словно задутая монахом свеча. Митнеари, женщины-солдаты, пронесли факелы и фонари. Сок ужасно проголодался, но ни еды, ни питья ему не дали. Сами маки ужинали, сидя вокруг факелов или фонарей.

Закончив трапезу, они остались сидеть там же. Почему-то все они молчали. Затем один из них встал, зашел в пагоду и вывел оттуда обезьяну. В джунглях обезьяны были делом привычным, но присутствие ее в лагере маки удивило Сока.

Обезьяну бесцеремонно втолкнули в круг. Теперь Сок разглядел, что на ней ошейник, а человек держал в руке длинную веревку.

Обезьяна верещала, прыгала из стороны в сторону, но веревка не давала ей вырваться за пределы круга.

Сок увидел, как блеснула на свету сталь. Сидевшие в кругу мужчины вытащили ножи и, каждый, к кому приближалась обезьяна, старался попасть ей в хвост.

Наконец кому-то удалось отхватить первый кусок хвоста. Хлынула кровь, зверек отчаянно закричал, глаза у него вылезли из орбит.

Теперь Сок ясно видел обезьянью мордочку, полную совершенно человеческого ужаса, детскую и старческую одновременно.

Ножи вздымались и падали, вздымались и падали, животное вопило от боли и ужаса, прыгало из стороны в сторону в тщетной попытке спастись, удрать от пытки, и постепенно длинный обезьяний хвост превращался в какой-то обрубок.