Эрик Ластбадер - Черное сердце

Довольно! — возмущенно закричал разум, и Эллиот сделал шаг вперед. Как же долго, целую вечность, он отказывался видеть то, что происходило совсем рядом, то, из чего складывалась его жизнь. Более отворачиваться невозможно. Ибо он больше не был посторонний, чужак. Он проник в сердце «Ангки», в самую ее суть. И она оказалась настолько страшной, что Эллиот прозрел. Там, в ресторане, он в очередной раз ошибся. Отец не был просто человеком, каким хотел его видеть Эллиот, — он оказался именно тем, кого он боялся всю свою жизнь. Это страшное проступило сквозь его человеческую оболочку, но Эллиот отказывался замечать. Паук, который, сидя в центре огромной паутины, плел страшный заговор. Вот уж, воистину, бог войны!

Уверенность его окрепла, и Эллиот двинулся дальше, надеясь, что наконец-то живущая по законам хаоса реальность навсегда исчезнет и он сумеет заключить мир с Киеу, а вместе они найдут истину и остановят отца.

Он спускался по скудно освещенной лестнице, внутри росло и ширилось незнакомое странное чувство, на какое-то мгновение заслонившее реальность. Доносившийся снизу звук теперь напоминал громкое шипение кузнечных мехов. Сердце его забилось чаще, к горлу подступил комок.

Эллиот ступил на цементный пол подвала и медленно повернулся, пытаясь обнаружить источник звука. То, что он увидел, не укладывалось в сознании! Эллиот тихо вскрикнул и с трудом поборол приступ дурноты. Глаза его вылезли из орбит, обхватив обеими руками живот, еле сдерживая рвоту, он прислонился спиной к влажной стене.

Он попытался отвести взгляд от открывшейся ему кошмарной картины, но не мог. Его, словно муху, пронзила невидимая игла и навеки приколола к каменной стене огромной ботанизирки. Эллиот уже не мог сопротивляться и во все глаза наблюдал за ужасающим зрелищем. Глазные мышцы сводила судорога, мозг горел, словно в череп забрались злющие рыжие муравьи и все опрыскали своим жгучим ядом, из глубины души рвался, но не мог добраться до поверхности крик — вся мудрость, весь разум мира в одно мгновение покинули его, мир стал пустым и бессмысленным, словно психиатрическая лечебница, в которую сейчас ввели Эллиота и из которой уже не было выхода.

Он опустился на колени и, дрожа всем телом, бессильно повалился на бок, изо рта его тонкой струйкой текла слюна. Для него больше не было места на земле. Некуда бежать, негде спрятаться. Все кончено.

Прямо перед ним, у противоположной стены большого подвала, повернувшись спиной к Эллиоту стоял на коленях Киеу. Справа от него в кирпичной стене зияло отверстие, черная дыра в ночь. Но не она приковывала внимание Эллиота: он, не отрываясь, смотрел на то, что делал Киеу. К потемневшей кирпичной стене было прислонено то, что некогда было человеческим телом. Бледно-желтая плоть, заляпанная свернувшейся кровью и потеками жировых тканей, вся испещренная глубокими багровыми порезами и рубцами.

Над трупом Джой Макоумер и склонился Киеу. Но что он делает? Рука Киеу вошла в идеально ровный разрез на ее груди и вырвала сердце — Эллиот ущипнул себя. Киеу извлек печень Джой — Эллиот впился ногтями в живот, между пальцев потекла кровь, и он зашипел от боли. Киеу снова запустил руку в разрез и вытащил извивающийся клубок бело-розовых кишок. На лице Эллиота появился звериный оскал, он вцепился себе в волосы.

— Прекрати, — всхлипнул он, слезы водопадом хлынули из глаз. — О, пожалуйста, прекрати! — Голос его был слабый, детский. Ради Бога, прекрати!

Киеу наконец понял, что в подвале есть кто-то еще. Он был настолько поглощен своим занятием, что даже чрезвычайно развитые инстинкты не подали сигнала о приближении постороннего.

Он повернулся, Эллиот вслух произнес его имя:

— Киеу!

— Кто такой Киеу? — спросил человек у противоположной стены. — Я — Чет Кмау.

Его красивое лицо исказилось в гримасе, от этого человека исходила какая-то демоническая сила — сила, которая словно молот сотрясала стены подвала. На лице его застыла маска гнева и ярости, это было лицо партизана, на мгновение снявшего одеревеневший палец со спускового крючка своего изрыгающего смерть автомата, лицо человека, ведущего войну, у которой нет начала и не будет конца.

— Чет Кмау, — шепотом повторил Эллиот, с трудом шевеля потрескавшимися губами.

Разумом, все еще не приходившем в себя, он отчаянно пытался понять, где и когда слышал это выражение.

— Что это означает?

Киеу пополз к нему как огромная черная ящерица, Эллиот из последних сил вжался в стену.