Эрик Ластбадер - Черное сердце

Он осветил третью стену — ту, над которой находилась дверь в квартиру. Подошел ближе. Та же абстрактная картина из пятен плесени и черных подтеков, но что-то конкретное проглядывало в этом хаосе: более толстый шов кладки между кирпичами, образовывавший замкнутый прямоугольник.

Он провел лучом по контуру, и пульс его участился: кирпичи по периметру шва были слегка выщерблены, словно длительное время подвергались резкому перепаду температур. Или же их часто вынимали, а затем аккуратно ставили на прежнее место.

Через пятнадцать минут он стоял перед тайником, ширина которого составляла сорок дюймов, а высота по меньшей мере тридцать. Как далеко он уходит в глубь, Туэйт пока не мог сказать.

Туэйт посветил внутрь, и тихо выругался. Тонио действительно был опытнейшим дилером, куда более искушенным в деталях своего ремесла, чем можно было предположить. Верно, согласился внутренний голос, как ловко он убрал твою жену и ребенка, действительно хитрец. Заткнись! — приказал ему Туэйт. Заткнись и соображай.

В ярком свете фонаря перед ним возвышались стопки пластиковых пакетов. Он вытащил один из их и, подержав на вытянутой руке, решил, что в нем примерно полкилограмма. Достав из бокового кармана нож, Туэйт сделал аккуратный надрез, высыпал на ладонь унцию белого порошка и осторожно лизнул.

Боже праведный, Иисус всемогущий! Такой же высочайшей чистоты товар как и тот, который подвергли химическому анализу в Чикаго! Он быстро отложил надрезанный пакет в сторону и принялся за остальные. Наркотики были уложены на всю глубину тайника, а это по меньшей мере три фута! Туэйт мгновенно произвел подсчет: двенадцать рядов, это будет...

— Пресвятая Богородица! — прошептал он.

Как минимум три килограмма героина! Если разрезать все пакеты, он будет стоять по щиколотку в наркотике. Выходит, покойный Антонио Могалес был самым крупным торговцем на всем Восточном побережье. Тогда, к чему горькие сожаления, что он, Туэйт не вывел его из игры? Место Тонио тут же занял бы кто-нибудь другой. Но в действительности, думал Туэйт, я помогал ему. Ему нужна была защита полиции, и я дал ему эту защиту. Господи, это означает, что я один из самых великих болванов нашего времени!

Вопрос заключался в следующем: что со всем этим делать? Теперь было совершенно ясно, что тот, кто убил сенатора Берки, так или иначе связан с транспортировкой этого товара. Возможно, он — импортер, и в этом случае безымянный убийца занимает достаточно высокое положение в обществе. Все это имеет самое непосредственное отношение к гибели сенатора, теперь Туэйт был в этом абсолютно уверен. О том свидетельствовали досье сенатора — досье, при помощи которых он имел а безграничные возможности для шантажа. Но самым убедительным доказательством была зола, которую они обнаружили в камине. Сенатор не мог предвидеть, что смерть настигнет его так быстро, иначе он задействовал бы свои досье: ради этого он, собственно говоря, и собирал их.

Следовательно, Туэйт был в этом убежден, улики сжег убийца, а не сам Берки.

Но он не учел одну, весьма существенную деталь: пакетик с героином в камере вокзала, с именем и адресом Тонио. По тому, как осторожен был Берки, можно было догадаться о том, на каком уровне осуществлялся импорт товара. И о значении самого Берки. Но судьба сенатора была предрешена. Тот факт, что он погиб, несмотря на свое высокое положение, власть и громадные деньги, поражал и пугал Туэйта. Это более чем красноречиво говорило о характере Берки. А также о его могущественных противниках, с которыми теперь предстояло схватиться Туэйту.

Он смотрел на пакеты с белой смертью и чувствовал, что еще секунда — и его стошнит. Перед ним лежал результат лихорадочной работы, которую они проделали за последние несколько дней, но это напоминало те случаи, когда он обнаруживал детский труп: и тогда тоже гордость за свое мастерство розыскника отступала перед горечью находки. И сейчас одна лишь мысль пульсировала у него в сознании и заставляла холодеть: это он, Туэйт, помогал Тонио вести бизнес. Ведь он считал сутенеров существами достаточно безобидными!

Господь на небесах, взмолился Туэйт, размазывая по щекам слезы гнева и отчаяния, где ты, Боже, есть ли ты вообще, жестокое и бессердечное божество! О нет, нет, нет! Я не мог участвовать в этом! Не мог! Это просто кошмар, этого не может быть!

Тело его сотрясала крупная дрожь, и он бессильно опустился на земляной пол этой пещеры Али-бабы. Его стошнило.