Эрик Ластбадер - Черный клинок

Он рассмеялся и сказал:

- Ты мне совсем не кажешься женщиной, у которой не хватает духу попросить о чем-нибудь.

- Это все наносное, - призналась она. - Все мы, женщины, надеваем на себя маску, потому что так нам, как и актерам под пристальным взглядом зрителей, легче передвигаться по сцене жизни. Кстати, окружающие далеко не всегда могут разобрать, кто мы такие и что представляем собой на самом деле.

- Звучит как-то призрачно, неопределенно, - заметил Хэм, - будто говорит сама Мата Хари.

- Все мы по-своему шпионы, не так ли, Хэм? Ничто так не нравится нам, как прятаться под маской, отыскивая друг у друга слабости и пытаясь найти путь к другим маскам. Нет, нет, не отрицай этого! - Она приложила палец к его губам. - Ты ведь не такой человек, который привык говорить только правду, не так ли? - Она улыбнулась. - Интересно, а каким был маленький Хэмптон Конрад? Может, мне поинтересоваться у твоих родителей?

- Ты что, собираешься писать на меня некролог? Мать у меня умерла, а отец, поверь мне, - из него слова не вытянуть.

Официант принес вермут "Кампари" и бутылочку содовой, Марион отпила глоток искрящегося красного вина.

- Боже, что это с тобой? - промолвила она, отодвинув стакан с вином. - Может, нам перенести этот ленч на другой день, когда у тебя будет настроение получше?

Хэм вложил стакан обратно ей в руку.

- Никуда не уходи. Порой моя работа приносит мне немалую головную боль.

- Хочешь сказать, что ты такой же, как и все?

Хэм заметил, как каменеет ее лицо, когда она сердится. Он почти ощущал, как ее пробирает дрожь.

- Я не посвящал тебя в свои служебные дела.

- Да, - подтвердила Марион. - Никогда и ни во что. И не посвящай впредь.

- О'кей, ты права. По характеру я очень скрытный и не терплю, когда кто-то начинает совать свой нос куда не надо.

- Хэм, я только хотела... - Она опустила глаза, а когда опять взглянула на него, то увидела, что выражение его лица смягчилось. - Признаюсь, когда я осталась одна, я так испугалась.

- Чего испугалась?

- Что ты разглядишь меня под маской и тебе не понравятся моя истинная натура.

- Не будь дурой. Мне очень понравилось все, что я увидел минувшей ночью и прочувствовал.

- Ну что же, что было, то прошло, - примирительно сказала Марион. - Я хочу сказать, что мой отец во многом был необычным человеком, настоящим патриотом, в самом деле настоящим, и, позволь мне прямо сказать, таких, как он, теперь осталось немного. Но, по правде говоря, для меня он был куском дерьма. И не только для меня, но и для моей матери. Он приползал домой, когда не был в бегах, надравшись, как скотина. Надирался он этим ирландским виски так, что от него несло перегаром за целую милю. Каждый раз он пытался улечься рядом с матерью, но, конечно же, впустую. Он бил ее нещадно, потому что, как я догадываюсь, хотел этим доказать ей, что он настоящий мужчина. И еще его просто распирало от злости. Он ненавидел всех - богатых, протестантов и, само собой разумеется, англичан. - Тут она взглянула на свои руки, покоящиеся на крышке стола, а затем продолжала: - Немало воды утекло, прежде чем я, научилась гордо держать голову перед мужчинами. Многих я отпугнула своими крутыми манерами и твердыми убеждениями. - Она пожала плечами. - Но все же порой мне кажется, что мне надо научиться как-то приспосабливаться.

- Ничего тебе не надо, - запротестовал Хэм. - Все, что надо, бери от меня.

Марион лишь улыбнулась и отпила еще глоток вермута с содовой. Молчание затянулось. Наконец Хэм сказал:

- Мои предки тоже никогда подолгу не жили вместе. Отец смотрел на мать как на вещь, как, скажем, на какую-нибудь вазу в доме. Я долго не мог понять, в чем тут дело. Они существовали каждый сам по себе. А ребенку, как известно, трудно расти, когда он чувствует, что его родители не переваривают друг друга.

- И ты был на чьей-то стороне?

- Разумеется, - ответил Хэм. - Мать мне всегда казалась обиженной, поэтому, естественно, я старался защитить ее. А потом обиженным оказался отец. В ту пору он стал похож - как бы это лучше сказать? - на... на пророка Моисея, сходящего с гор. На его стороне был закон, а против закона не попрешь. - Хэм посмотрел куда-то вдаль. - По правде говоря, в ту пору мне хотелось, чтобы он помирился с матерью. В известном смысле я, как и отец, предал ее. И с тех пор предательство уравняло меня с ним. Я мог лишь сожалеть об этом, но поделать с этим ничего не мог.

Марион безотчетно прильнула к нему и крепко-крепко поцеловала в губы. Теперь отчужденность совсем исчезла с ее лица.