— Острова?
— Дома. Что ты возил туда? Или кого?
— Главным образом продукты. Много фруктов и овощей, свежее мясо... Те, кто там жил, не любили замороженных продуктов. Еще возил гостей, но вечером забирал назад, на ночь никто не оставался, кроме одной.
— Про кого ты говоришь?
— Никогда не слышал ее имени, довольно привлекательная женщина.
— Женщина?
— Да, француженка, испанка или итальянка, длинноногая, лет тридцати.
— Бажарат, — тихо прошептал Хоторн.
— Что ты сказал?
— Ничего. Когда ты видел ее последний раз? И где?
— Несколько дней назад я отвозил ее на остров, после того как забрал с Сен-Бартельми.
Тайрел судорожно заглотнул воздух, чувствуя, что задыхается. Но это же безумие!.. Доминик?
— Ты лжешь! — Хоторн схватил пилота за грязную рубашку, и тот выронил стакан, который ударился об пол и разлетелся на множество осколков. — Кто ты такой, черт бы тебя побрал! Сначала ты называешь моим именем проклятого убийцу, который летел в твоем самолете с Горды, а теперь говоришь, что моя подруга, очень близкая подруга, в есть та самая сумасшедшая сука, которую разыскивает половина стран мира! Ты проклятый лжец! Кто научил тебя так говорить?
— По какому поводу весь этот кошачий концерт? — Только что проснувшийся и ничего не понимающий Пул сел и опустил ноги на пол с шезлонга.
— Отстань от меня, ты, псих! — Пилот ухватился за бар, чтобы не упасть. — Ты в ботинках, а я нет, и здесь повсюду осколка стакана!
— Через десять секунд я ткну тебя в них мордой! Кто научил тебя так говорить?
— Да о чем ты, черт побери?
— Это снова Амстердам! Что ты знаешь об Амстердаме?
— Я никогда не был там... Отпусти меня!
— Какие волосы были у этой женщины с Сен-Бартельми, светлые или темные?
— Темные, я же сказал тебе, она итальянка или испанца...
— Какого она роста?
— На каблуках почти одного роста со мной, а во мне...
— Лицо... телосложение?
— Она была загорелой, похоже, солнечный загар...
— Во что была одета?
— Не помню...
— Думай!
— Это было что-то белое... платье или брючный костюм... что-то вроде такого делового костюма.
— Сукин сын, ты лжешь! — закричал Тайрел, прижимая пилота спиной к бару.
— Да зачем мне, черт возьми, это нужно?
— Он не лжет, Тай, — сказал Пул, — У него для этого кишка тонка.
— О Боже! — Хоторн бессильно опустил руки и повернулся спиной к обоим, бормоча:
— О Боже, Боже, о Боже! — Он медленно подошел к окну, выходящему на грязную мощеную улицу. Глаза его затуманились, из горла вместе со всхлипываниями вырывались слова:
— ...Саба, Париж, Сен-Бартельми — все это ложь. Амстердам, Амстердам!
— Амстердам? — невольно переспросил пилот, отходя от бара и осторожно ступая босыми ногами, чтобы не наступить на осколки стакана.
— Заткнись, — тихо бросил ему Джексон, глядя на дрожащую фигуру Тайрела Хоторна, стоящего у окна. — Ты причинил страшную боль этому человеку, свинья.
— А при чем тут я? Что я такого сделал?
— Мне кажется, что ты сказал ему что-то такое, чего он никак не хотел бы услышать.
— Я просто рассказал ему правду. Внезапно разъяренные Хоторн резко обернулся, теперь его глаза сверкали, наполненные отвращением.
— Телефон! — проревел он. — Где у тебя второй телефон?
— На третьем этаже, но дверь там заперта. Ключи где-то здесь...
Не дослушав пилота, Хоторн через три ступеньки понесся вверх по лестнице, его громкие шаги гулким эхом разносились по старому публичному дому.
— Твой коммандер какой-то маньяк, — сказал пилот, обращаясь к Джексону. — Что он имел в виду, когда заявил, что я воспользовался его именем? Тот сумасшедший шпион в самолете совершенно четко объяснил мне, что его зовут Хоторн. И повторил это раза три-четыре.
— Он лгал. Коммандер и есть Хоторн.
— Святые отцы...
— В этом чертовом деле и не пахнет святостью, — спокойно произнес Пул.
Хоторн колотил плечом в дверь личных апартаментов пилота, располагавшихся на третьем этаже. Замок удалось сломать с пятой попытки. Тайрел ворвался внутрь и остолбенел при виде аккуратно убранных комнат. Он ожидал увидеть здесь страшный бардак, а вместо этого увидел квартиру, фотографию которой вполне можно было поместить в журнал «Город и деревня». Строгая мебель из дорогой кожи я темного дерева, стены отделаны панелями та светлого дуба, роскошные репродукции картин импрессионистов — рассеянный свет, яркие краски, воздушные фигуры и цветы. Здесь жил совсем другой человек.
Читать дальше