Рене Маори - Любовь и ревность. Хроники

Звонит Лиля, она смеется в трубку.

Дальше, через залы, мимо висящих в тяжелых рамах судеб, мы идем, взявшись за руки, но мысленно. И взгляду, и чувствам здесь становится мало места, и мы, не сговариваясь, ускоряемся навстречу выходу, но вдруг Марина останавливается у Куинджи. Прозрачно-голубой пейзаж «Море. Крым», бесконечность формата пятьдесят четыре на сорок – вот куда бы хотелось сейчас деться.

– Я должна была исчезнуть, уйти от него.

Медленными, как в фильмах братьев Вачовски, шагами мы спускаемся по лестнице.

– Я должна была отказаться от него, и тогда он был бы жив. Я должна была сделать так, как они хотели.

На воздух, прочь от стен, лестниц и рам.

– Но я не смогла, я его любила очень.

Она идет вдоль канала, вдоль своей мысли, и я иду за ней, потому что боюсь, что между нами увеличится расстояние. Мне звонит совсем пьяная Аня и, заплетаясь в буквах, произносит:

– Мне реально жаль, что ты потерял брата. Честное слово.

Вот что я думаю: Марина – единственная подруга моего брата, которая не смогла бы его убить. Похоже, что она потеряла даже больше, чем я. Похоже, что для нее больше не осталось ничего важного, и, переходя дорогу, она смотрит на машины просто по привычке, а не для того, чтобы сохранить себе жизнь. Мне звонит голая Алиса и говорит:

– Я, конечно, не рубенсовская женщина, но нам вроде было хорошо вдвоем.

Мне звонит верту и говорит:

– Ты любишь рыбу? Fihunu mas – это рыба, запеченная с пастой чили, самая популярная мальдивская закуска.

Город внутри меня и, – через глаза – снаружи, улицами, дворами, по которым я иду за ней.

За Мариной – мне кажется, что она не все мне сказала. Я иду за ней не следом, а метров через сто – мне кажется, что она знает еще что-то, и я тоже хочу это знать. Я должен это знать. Она оборачивается, смотрит на меня обреченными зелеными глазами и заходит в подъезд. Звонит Лиля, и у нее отличное настроение.

Я останавливаюсь. Закуриваю, затягиваюсь, выпускаю кольца дыма в темноту, в которой зажглось желтое мутное окно. Наверно, это ее окно. Когда мы с братом были совсем маленькими, мы часто у окна ждали начала вечера. Это была наша игра: нужно было увидеть, как где-то зажегся свет, и кто заметит это первым, тот получает один балл. Мы на несколько часов прилипали к запотевшему стеклу носами, и изо всех сил вглядывались в фиолетовый воздух. Кто наберет самое больше число горящих окон, тот и выиграл. И он всегда выигрывал.

Марина не отвечает на мой звонок. Я делаю шаг, твердо, в сторону ее дома. Даже если ей будет больно об этом говорить, я всё равно должен спросить. Мне просто необходимо знать, я делаю ещё один шаг. Захожу в темноту подъезда, поднимаюсь на первый этаж, на второй – мне нужен пятый. Я думаю, откуда Аня узнала про то, что я потерял брата, и поднимаюсь на третий этаж, быстрее, ведь я говорил об этом только Лилии. Не знаю, с чего вдруг Алиса упомянула про Рубенса – на четвертый почти бегом – ведь про Рубенса могла знать только Вера. Я влетаю на пятый этаж и спрашиваю себя: кто эти они, которые хотели, чтобы Марина отказалась от брата? Бешено стучусь в дверь, за которой, по моим расчетам, должна была быть она, и эта дверь оказалась незапертой. Дверь, за которой должна была быть она, открывается передо мной.

Марина действительно была здесь. На полу посреди кухни, в крови, в неестественной позе, но все еще красивее других.

Красивее, чем Аня, держащая в руках нож для хлеба. Аня, забрызганная каплями, красными, как то вино, которым от нее пахнет даже в коридоре, она говорит:

– Понимаешь, мы смирились с тем, что нас у него было четверо, мы не ревновали друг к другу. Каждая из нас могла дать ему что-то свое; ты бы знал, как мы с ним оттягивались в клубах. Он умел развлекаться.

Красивее, чем Алиса и ее неприличное декольте, в которое тоже попали брызги крови:

– Такого секса, как с ним, у меня никогда не было. Потом появилась она, и стало не так горячо, как я люблю.

Красивее, чем Вера со своими Мальдивами. В строгом брючном костюме цвета молодого эбенового дерева, вытирая изящные окровавленные руки влажной салфеткой, Вера говорит:

– Из-за нее он отменил нашу поездку. Похоже, он любил ее больше, чем каждую из нас.

Красивее, чем Лиля, беззаботно поправляющая растрепавшиеся волосы:

– Я не люблю, когда меня не любят. Появилась она, и твой брат совсем перестал меня баловать. Он совсем перестал обращать на нас внимание, и это было невыносимо. Но отпустить его к другой было невозможно. Мы слишком любили твоего брата.