Юрий Костин - Убить Горби

Они были вместе уже неделю. Он даже не поинтересовался, под каким предлогом ей удалось улизнуть из традиционно организованного семейного клана в такую даль и на такой длительный срок. Это ее дело.

«Впрочем, надо бы спросить», – подумал Пашка, но тут же, взглянув в ее влюбленные глаза, обо всем позабыл.

На следующий день, сидя в ресторане напротив отеля «Бернини», он вдруг принял решение, от которого даже сам опешил. Мария поняла, что в его душе происходит нечто неординарное, и поинтересовалась, здоров ли он.

– Я в порядке, не волнуйся. Мария, сейчас очень внимательно слушай и не перебивай. Мария… Я прошу тебя стать моей женой. Мы уедем туда, где нас никто не побеспокоит. У нас будет все. Ты даже не представляешь, как счастливо мы будем с тобой жить и среди какой красоты! А главное, среди каких чудесных людей! Они будут ходить к нам в гости, женщины станут обсуждать с тобой не миланские распродажи, а русскую литературу! Я люблю тот мир, и ты полюбишь его, дорогая моя. Но тебя я люблю больше жизни. Я знаю, что говорю, поверь мне, я ведь почти в два раза старше тебя.

Девушка уронила на пол вилку. Услужливый официант тут же принес новую, но и эту она не смогла удержать. Ему показалось, она вот-вот встанет и уйдет от него навсегда. Ожидание ответа было томительным и показалось ему вечностью. Наконец Мария заговорила.

– Я согласна, – произнесла она дрогнувшим голосом.

Пашке почудилось, будто потолок ресторана раскрылся, и сверху донеслось пение ангелов.

– Правда, с твоей стороны неприлично напоминать девушке о ее возрасте, – добавила Мария.

Он рассмеялся.

– Куда едем? – спросила она.

– В Москву.

* * *

Он спустился в лобби-бар один. Мария задержалась в номере переодеться. Пашка сидел в лобби и внутренне ухмылялся, дескать, вот началась семейная жизнь… Но ему такая жизнь очень нравилась. Он готов был сутками дожидаться, пока она перемеряет все свои платья, кофточки, джинсы, маечки. Потому что знал: он ждет свою женщину.

В лобби появилось несколько необычно для здешних туристов одинаково одетых мужчин. Двое задержались у дверей, двое прошли мимо Пашки, а еще трое мастерски скрутили его и защелкнули на запястьях наручники.

Лицо одного из непрошеных гостей показалось Павлу знакомым. Приглядевшись, он узнал своего бывшего коллегу майора Черняева.

– Привет, старик, – сказал тот, подавая знак остальным выводить задержанного из гостиницы. – Не везет тебе с бабами, бедолага. Ну, поехали за границу. Декларацию заполнил? Сало, яблоки, бананы в багаже имеются?

Предупреждение, отправленное Олегом в адрес Пашки, опоздало на неделю. Через минуту после того, как письмо было отправлено, его прочитал автор записки, полученной Олегом от Евгения. Теперь он мог легко и в любую секунду перлюстрировать все сообщения, поступающие на почтовый ящик Павла Семенова, поскольку сам владелец передал ему логин и пароль, а также раскрыл свое местонахождение.

Нет, Пашка не стал предателем. Просто в арсенале похитителей его римского счастья имелись столь эффективные препараты, что при необходимости могли бы, наверное, разговорить памятник Карлу Марксу на Театральной площади в Москве. Как известно, в реальной жизни чудеса встречаются редко, и потому Пашка не стал тем невероятным исключением из правил – победить симптомы действия «эликсира правды» его сильный организм не сумел.

Он рассказал всю правду, какую знал, но вот беда: ее было недостаточно, чтобы считать миссию по его экстрадиции из Италии в Россию до конца целесообразной. Конечно, с его помощью удалось выйти на Олега и подослать к нему агента для передачи сообщения, которое должно было заставить объект почувствовать себя не в своей тарелке. Но больше узнать от Павла Семенова ничего не удалось. Все известные ему номера счетов, пароли, коды, названия банков имели отношения исключительно к его персональной бухгалтерии, где дела шли не очень… Его же тюремщиков интересовали вещи куда более серьезные, чем личные дела задержанного, суммы, более существенные, чем среднестатистические остатки на счетах Пашки.

Поздним вечером на балконе виллы на Кап-Ферра, скрытой от посторонних высоченной живой изгородью, столь характерной для богатых домов южной Франции, бывший майор Черняев и человек, которого Черняев безоговорочно признавал за старшего, чрезвычайно озадаченные, решали дальнейшую судьбу задержанного. Наконец, у старшего зазвонил телефон.