Дмитрий Петров - Нелюдь

Она села в машину и уже через окно сказала мне:

— Спасибо за концерт, кстати. Музыка была великолепная.

Поднимаясь по лестнице к себе в квартиру, я думал о Хельге. Несчастная женщина. Я пригласил ее на концерт, думая сделать приятное, а на самом деле подверг ее такому испытанию. Сначала познакомил со своей бывшей невестой, да еще слепой. Сколько она передумала и прочувствовала, прежде чем решилась спросить меня о Юле! Но каково самообладание! Я восхищался Хельгой, ее огромным мужеством и тем, как она сама предложила мне проводить Юлю с Людмилой… Настоящая белая женщина.

А потом я еще и рассказал ей всю историю, то есть как бы переложил со своих плеч груз невыносимого знания…

Ведь когда факты таковы, когда все так страшно, то даже знать об этом, о том, что рядом творится такое — и то тяжелое испытание.

А я еще и не пощадил Хельгу — прямо так брякнул ей о том, что скорее всего эти ужасные монстры работают в той же больнице, что и она. Мне следовало бы быть более сдержанным и не говорить ей хотя бы этого. Довольно уж с Хельги испытаний.

Я казнил себя за эгоизм, за то, что не пожалел нервную систему Хельги, заставил ее как бы принять и разделить со мной груз невыносимых факторов.

— Может быть, я смогу помочь тебе, — сказала она напоследок. Что ж, может быть, теперь она поняла по-настоящему, как тяжело мне. Хотя чем она может мне помочь?

Оказалось, что Хельга говорила не зря. Она и в самом деле приняла близко к сердцу наше дело.

Она позвонила мне прямо с утра, когда я еще только встал и брился перед большим зеркалом. Оно висит у меня в ванной, и в последние несколько лет стало моим главным врагом. Как говорится, враг номер один. К зеркалу в ванной я боюсь подходить.

Есть разные зеркала — одно есть у меня в кабинете, одно — в прихожей. Есть еще зеркала в разных вестибюлях и прочих общественных местах. Их я боюсь не очень. Дело в том, что в кабинете я работаю, в прихожей смотрюсь в зеркало, когда выхожу на улицу. Об общественных местах и говорить нечего — там я всегда более или менее при параде.

А вот зеркало в ванной по утрам — это вечно неподкупное и объективное. Именно оно меня и пугает. Потому что к нему я подхожу по утрам, когда еще не успел привести себя в порядок. Когда я не успел причесаться, не разгладил складки на лице, когда еще не побрит.

Это зеркало в ванной говорит мне правду обо мне. Оно говорит о том, что мне тридцать пять лет и что, несмотря ни на какие разговоры о молодости, тридцать пять — это не двадцать. И даже не двадцать пять…

Потом, когда я сделаю все, что можно, со своей внешностью — причешусь, побреюсь, натрусь туалетной водой, оденусь в свежую сорочку с галстуком — потом уже все будет нормально и вновь можно принимать себя за мальчика. Можно смотреться в разные зеркала без внутреннего содрогания.

А вот в ванной — я стою перед зеркалом и вижу, что мне тридцать пять. Это и состояние кожи, и мешки под глазами, и желтизна белков. Да мало ли что еще… Днем все это незаметно, а утром вылезает со всей очевидной беспощадностью.

Вот тебе и «мальчик резвый, кудрявый, влюбленный»… Совсем другой коленкор. Поэтому, когда я бреюсь по утрам, у меня почти всегда дурное настроение — противно же смотреть на себя в таком виде.

Хельга позвонила именно в такую минуту.

— Ты откуда? — спросил я ее сразу же. Ведь мы расстались всего несколько часов назад.

Хельга рассмеялась:

— Откуда же я могу звонить в одиннадцать часов утра? Из больницы, конечно. Это ты можешь позволить себе спать до полудня.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил я ее, помня о том, в каком тяжелом моральном состоянии я проводил ее сегодня ночью.

— Отлично, — ответила Хельга. — Хотя, когда вспоминаю о том, что ты мне рассказал… Бр-р-р… Мороз по коже. Но мне становится легче, когда я начинаю работать. А для тебя у меня к тому же есть хорошая новость. Можно сказать, сюрприз.

Хельга многозначительно замолчала, и я услышал, как раздается потрескивание на линии. Она ждала, что я сам догадаюсь, что за подарок она мне приготовила. Однако, я не мог ума приложить, что же это такое. Ведь мы расстались совсем недавно.

— Я договорилась с этим человеком, — понижая голос, сказала Хельга. — Он согласился с тобою встретиться.

— С Аркадием Моисеевичем? — догадался я. — Как тебе удалось?

— Очень просто, — хихикнула Хельга. — Немного женского очарования, немного лести, и он согласился поговорить с тобой. Я сказала ему, что ты — мой друг и что тебе очень нужна работа. Словом, все то, что ты «вкручивал» мне прежде о том, что тебе очень хочется резать трупы…