— Да, и довольно подробно.
— И он не упустил случая отметить важность наличия человеческих следов?
— Точнее, их отсутствия…
— Да, разумеется. В то время он меня допрашивал почище полиции. Подумайте сами: я оказался одним из главных свидетелей только потому, что вскопал эти чертовы клумбы накануне драмы. Я вспоминаю, что это было и накануне праздника, и все в тот день шло наперекосяк. Помнишь, Глэдис?
— Еще бы!
— Я провозился там до вечера! Страшно не хотелось копать! Хорошо еще, что земля была рыхлая!
— Вы закончили к семи вечера, не так ли?
— Да. И если я до сих пор помню об этом, то благодаря полковнику, который тысячу раз задавал мне этот вопрос. Он также спрашивал, кто, кроме Гарднера и его жены, еще просил сделать такую работу. Но только они не раз напоминали мне о перекопке, которую я все время откладывал. А в тот день во мне, наверное, заговорила совесть, да и ссылки на непредвиденное отсутствие моего помощника уже служили плохим оправданием.
— Полковник, наверное, спрашивал и о кашпо с цветком, висевшем на крепком крючке на стене?
— Да, помню. Он меня достал и с этим горшком. Увы! На это я тогда не обратил внимания. Видите ли, место мне хорошо знакомо, я часто приносил миссис Гарднер цветы, которые она мне заказывала. Она была моей лучшей клиенткой и…
Встретив взгляд жены, садовод замолчал, потом одним глотком осушил свой стакан.
Помолчав немного, Питер спросил:
— А как вы можете объяснить таинственное бегство убийцы? У вас были какие-нибудь предположения?
Аверил энергично закивал:
— А как же! Я думал о длинной лестнице, одним концом положенной на газон, а другим опиравшейся на тот крюк. Только так можно было миновать вскопанный участок. Но этим объяснялась лишь часть загадки, ведь надо было еще преодолеть расстояние от крюка до окна, то есть несколько ярдов перелопаченной земли. К тому же такой лестницы не было ни у Гарднеров, ни у их соседей. Единственная пригодная для такого дела пылилась в сарае у одного крестьянина.
— Итак, полнейшая тайна.
— Да, если хотите, — подумав, ответил Аверил. — Впрочем, никто и не сомневался в виновности мужа.
— А каким мог быть мотив убийства?
Садовник пожал плечами:
— Пошли ссоры…
— Они ссорились при вас накануне драмы?
— Нет, я ничего не слышал…
— Что же, Ян Гарднер так вот вдруг и решил отделаться от жены? — спросил Питер, не скрывая скептицизма.
— Он, должно быть, все продумал заранее, это точно. Такое преступление не могло быть случайным.
— Что за коварство! Мне все говорили, что вначале он внушал симпатию…
Глэдис, изменившись в лице, покраснев, неожиданно произнесла решительным тоном:
— Конечно, но с такой женой любой потеряет голову! Ха! Очаровательная и благовоспитанная миссис Виолетта Гарднер?.. Потаскушка, вот кто она была!
Выпалив это, миссис Аверил покинула гостиную, оставив гостей ошеломленными, а своего мужа — расхлебывать кашу. Тот некоторое время сидел неподвижно, словно пытаясь справиться с возмущением, потом бессвязно что-то заговорил, не переставая подливать себе вино. От его горделивой осанки мало что осталось, глаза бегали, избегая взглядов гостей. Затем вдруг среди объяснения о размножении роз отводками он бросил:
— Глэдис можно понять… Она ревнива по натуре, а эта история выбила ее из колеи.
Чувствуя, что надо ковать железо, пока оно горячо, Питер осторожно спросил:
— У вас была связь с Виолеттой Гарднер, не так ли?
Аверил глубоко вздохнул и кивнул:
— Да… Воды много утекло, и теперь можно об этом говорить. Как я уже сказал, Виолетта частенько приходила посоветоваться со мной насчет цветов. Она всегда была элегантной, вела себя пристойно, очень интересовалась моей работой. Глэдис болезненно ревнивая, на мой взгляд… словом, жена просила совершенно неоправданно остерегаться ее. Но такое она говорила по поводу любой более или менее привлекательной клиентки. А Виолетта, она была лучше всех. «Красива, очень красивая, даже слишком красивая для такого скромного провинциального садовника, как я», — говорил я себе. Мысль об этой женщине мучила меня неотвязно с тех пор, как она поселилась в Марфорде вместе с Яном Гарднером. Я довольствовался тем, что втайне восхищался ею, когда она однажды ни с того ни с сего спросила меня, что я о ней думаю и не нахожу ли я ее такой же красивой, как мои цветы…
Аверил сделал паузу, пристально глядя на стакан, который вертел пальцами, потом продолжил:
Читать дальше