Кристиан Мёрк - Дорогой Джим

— Сдерите с него шкуру заживо! — завопил из толпы звонкий мальчишеский голос.

Наверное, в первый раз за всю свою жизнь Оуэн пожалел о том, что ему нравилось убивать. Он вдруг вспомнил свою прошлую жизнь — те годы, когда он еще был принцем, который испытывал несказанное наслаждение, глядя, как широко открываются девичьи глаза, когда он стискивает пальцы на их нежных шейках, а потом сжимает их все сильнее, глядя, как жизнь медленно покидает их навсегда. И тогда он поднял голову и завыл — он выл, умоляя Господа о прощении, хотя сам не знал, к кому взывает, выл, пока всех остальных волков, одного за другим, у него на глазах забили до смерти. А потом его волоком втащили по ступенькам, и он почувствовал, как тугая кожаная петля захлестнула его лапы.

— Отдайте его мне.

Женский голос, который произнес эти слова, был ему хорошо знаком, но теперь Оуэн уже смог разобрать слова. Голос был нежным, но в нем чувствовалась непререкаемая властность, перед которой был бессилен Порик со своей грубостью, — даже хор жаждавших крови голосов вынужден был умолкнуть, когда заговорила она. Охотники, воины, служанки и прачки покорно расступились, давая дорогу, все головы повернулись в сторону пробирающейся через толпу молодой женщины. На ней было травянисто-зеленое, доходившее до щиколоток платье с золотым пояском, а волосы были закреплены заколкой в виде оскаленной волчьей головы.

Глаза у нее были синие, как васильки, а на подбородке багровела свежая царапина, оставленная терновой колючкой.

Та самая женщина, которую он встретил в лесу.

— Эти люди просто служат семейству вашего высочества…

— И они будут так же верно служить нам и дальше, господин главный ловчий, но я запрещаю даже пальцем трогать вот этого волка! Надеюсь, это понятно? — Женщина с улыбкой обвела взглядом склонившихся перед ней подданных, но было в этой улыбке нечто такое, что ясно давало понять — неповиновения она не потерпит.

Порик поклонился.

— Как будет угодно вашему высочеству… — глухо пробормотал он.

— Очень рада, что ты согласился исполнить мой каприз, Порик. А теперь продолжайте.

Сильные руки, высвободив лапы Оуэна из кожаной петли, сунули его обратно в сеть. А потом перед его глазами замелькали ступеньки из серого гранита, и он сообразил, что его куда-то несут. Все это время он видел впереди точеную фигурку женщины в зеленом платье — сам не зная почему, он так залюбовался изящным изгибом ее бедер и величавой, но грациозной походкой, что даже забыл бояться за свою жизнь. А позади снова раздались крики — звук ударов чего-то тяжелого о живую плоть и хруст ломающихся костей летели им вслед. Вой и жалобные пронзительные крики умирающих животных заглушил радостный рев толпы, счастливой оттого, что ее не лишили обычной вечерней забавы.

Вскоре впереди распахнулась дверь, и Оуэна внесли в комнату, показавшуюся ему смутно знакомой и при этом странно пугающей.

Он не сразу понял, что оказался в своих прежних покоях. Последнюю женщину, которая побывала тут при нем, когда он еще был человеком, он привязал за руки и за ноги к столбикам кровати, после чего мучил до тех пор, пока она не стала умолять его о смерти.

— Посадите его на цепь, — велела женщина и, присев на кровать, принялась разглядывать волка. — Вот тут, — показала она.

— Как прикажете, ваше высочество, — кивнул стражник и просунул голову Оуэна в металлический ошейник цепи, прикрепленной к крюку, который король Оуэн когда-то самолично вбил в каменную стену. Он вдруг вспомнил, сколько раз опробовал эту цепь на молоденьких служанках из города.

— А теперь оставьте нас, — приказала женщина, не отрывая от Оуэна глаз. Стражник послушно захлопнул за собой дверь, а вскоре звук его шагов стих вдалеке.

Едва придя в себя после первого приступа облегчения, когда он понял, что неминуемая смерть, к которой он уже приготовился, отступила, Оуэн внезапно почувствовал, как его захлестнул вихрь противоречивых чувств, и челюсти его невольно сжались, а клыки лязгнули, точно стальной капкан. Чего ради она сидит, сверля его взглядом? Может, его притащили сюда, чтобы она могла вволю позабавиться, пытать его, не опасаясь, что его мучения увидят ее люди? Он не знал, что ему делать: попытаться освободиться и бежать или прыгнуть на постель, чтобы разом перегрызть ей горло? Зов крови в его ушах, никогда не подводивший его в лесу, когда он уходил от погони или преследовал добычу, теперь только сбивал с толку. Он изнемогал от желания, природы которого сам не понимал, он страстно хотел эту женщину — но точно так же жаждал увидеть, как ее кровь прольется на пол спальни еще до наступления темноты. Все это сводило его с ума — два Оуэна, человек и волк, до сего дня мирно уживавшиеся под серой волчьей шкурой, теперь не могли решить, кто же из них возьмет верх. Он рванулся к кровати — но цепь, лязгнув, удержала его. Заскулив, волк покорно лег на пол у ног женщины.