Кристиан Мёрк - Дорогой Джим

— Позвольте заметить, мистер Клири, что ваше отношение к работе давно уже внушает мне озабоченность. Кстати, могу я узнать, что вы делаете здесь так поздно?

— Просто рисую, сэр.

— Опять?!

— Боюсь, что да, сэр.

Мистер Райчудури теперь стоял так близко, что Найалл мог отчетливо видеть ремень с пряжкой, который тот унаследовал от своего прапрапрадедушки, того самого, который в свое время «отбил у Аюб Хана все его пушки», а было это в середине 1880-х годов, в период одного победоносного сражения времен второй Афганской войны, когда этот знаменитый правитель поднял свой народ против англичан. Как-то раз даже грозный начальник почты снизошел до того, что вынул из бумажника выцветшую на солнце фотографию и показал ее всем своим служащим. Найалл хорошо помнил этот снимок — мужчина, имевший несомненное сходство с мистером Райчудури, в роскошном тюрбане, держа в руках устрашающего вида пику, сидит верхом на великолепном жеребце. Найалл тогда еще удивился, как это бедняге фотографу удалось сделать вполне приличное фото — потому что у него самого от одного только вида этого вояки по спине побежали мурашки.

— Он был офицером Двадцать третьего бенгальского кавалерийского полка, — гордо объявил мистер Райчудури в расчете на миссис Коди, не проявлявшую к его рассказу ни малейшего интереса. Он всегда до блеска начищал пряжку, чтобы украшавшее ее изображение какого-то сложного гербового щита с девизом «Лучше смерть, чем бесчестье» или что-то в этом роде сияло, как солнце.

Правда, сейчас потомок славного кавалериста беспокоился не столько о героической смерти на поле брани, сколько о том, чтобы на вверенной ему почте царил образцовый порядок. Он разглядывал царивший в конторе хаос с таким скорбным выражением лица, словно проклинал собственное легковерие, заставившее его принять на службу юношу, способного устроить подобный беспорядок, да еще — виданное ли дело! — после закрытия почты. Потом его взгляд упал на открытую дверцу корзины для неотправленных писем, и лицо его потемнело, как грозовая туча, — можно было не сомневаться, что, окажись у него в руке пика его знаменитого предка, уж он бы знал, что с ней делать.

— Какого дьявола?! — загремел мистер Райчудури. — Что это за… — Подскочив к клетке, он тщательно запер дверцу, после чего повернулся и пригвоздил Найалла к земле таким взглядом, что бедняга почувствовал себя под прицелом одной из пушек Аюб Хана. — Отправляйтесь домой! А завтра, как явитесь, зайдите ко мне — сразу же! Вы меня поняли? Думаю, нам с вами есть о чем поговорить… Например, о вашем прискорбном поведении, юноша!

— Да, сэр, — просипел Найалл. Воспользовавшись последним комиксом Александера «Дорога на Бут-Хилл» как щитом, он осторожно и незаметно сунул пухлый конверт с предсмертными записями Фионы Уэлш к себе в рюкзак.

К счастью, разъяренный почтмейстер ничего не заметил — на обложке комикса были изображены три красотки, более чем скудно одетые, угрожающе наставившие дула револьверов на читателя… В данном случае под прицелом оказался пыхтевший от праведного гнева мистер Райчудури.

— И немедленно, слышите? — рявкнул он, указав на дверь тем же жестом, которым разгневанный боевой офицер мог бы отослать бестолкового новобранца с залитого кровью поля битвы при Кандагаре в тыл, рыть окопы или мыть котлы. Его негодующий взгляд едва не прожег в спине Найалла дыру — этот взгляд заставил беднягу опрометью промчаться через сапожную мастерскую, за которой в крохотном закутке ютились почтовые служащие, после чего вышвырнул его за дверь — ошеломленный Найалл успел только услышать, как за ним со скрежетом задвинули засов. Потом из-за двери донеслось негодующее бормотание — что-то насчет «отсутствия уважения», и тяжелый топот начальнических башмаков стих где-то в глубине, наверное, самого маленького почтового за всю историю почтовой службы отделения.

Вырвавшись на свободу, Найалл дрожащей рукой поднес зажигалку к сигарете и нервно затянулся. Сквозь замочную скважину ему было видно, как его грозный начальник снова принялся разглядывать клетку, в которую бросали неотправленные письма, — вид у него при этом был такой, будто он сильно подозревал, что юный Найалл одним своим присутствием в неположенный час осквернил сие священное место. Парень, вспомнив, что за письмо лежит в его рюкзаке, снова нервно затянулся. Нетвердыми шагами направившись к перекрестку, где благодаря падавшему на тротуар прямоугольнику света было более-менее светло, он вытащил из рюкзака конверт и наконец открыл его.