Кристиан Мёрк - Дорогой Джим

Время от времени ветерок доносил до нас лай собак. Пока Ифе обдумывала его просьбу, мне вдруг показалось, что в ушах у меня звучит вой жаждущего крови волка. Фиона, покосившись на нас, молча кивнула.

— Пять минут, не больше, — не опуская карабин, буркнула Ифе. — Время пошло.

— Крутая мне сегодня попалась аудитория, — пробормотал seanchai, покосившись в сторону холма, склон которого отделял нас от города. — Что ж, по крайней мере, честно. Ну а теперь попытайтесь представить себе Замок Волка, да-да, прямо тут… представьте себе, как полощутся на ветру боевые штандарты. Время близится к вечеру — и вы стоите в том месте, откуда можно заглянуть в главную башню замка. — Речь его стала напевной. — И представьте себе волка, стоящего в двух шагах от прекрасной женщины — а она даже не думает защищаться. Это принц Оуэн, которому предстоит сделать нелегкий выбор — навсегда остаться зверем, судьба которого рано или поздно пасть жертвой охотников, или снова стать человеком… но человеком, которым он, в сущности, так никогда и не был. До этого он стоял, склонив перед принцессой колено, но теперь выпрямился. И она может прочесть свою судьбу в его глазах.

— Ты чувствуешь это, кузен? — спросила Эйслин, глядя, как стоявший перед ней человек, шатаясь, встает, и ноги у него подламываются, как у нищего.

Да, вы не ослышались — ноги… Тело волка менялось на глазах. Оуэн перенес вес на задние лапы — и вдруг почувствовал, как они распрямляются, вытягиваясь в длину. Потянувшись к принцессе, чтобы поцеловать ее в губы, он вдруг ощутил страшную боль, пронзившую все его существо. Серая волчья шкура с густым, толстым подшерстком, надежно защищавшая зверя от зимней стужи, вдруг сама собой точно стекла вниз, обнажив плоть, и каждый волосок, отделяясь от тела, заставлял его корчиться в нестерпимых мучениях. Итак, Бог все же покарал его за ту нечестивую жизнь, которую он вел, но Оуэн понимал, что главное наказание еще впереди. Память о том кровавом пути, которым он двигался к трону, вновь вернулась к нему, и Оуэн завыл: ему показалось — еще мгновение, и череп его не выдержит и треснет. Перед глазами все поплыло. А по ту сторону, успел еще подумать он, вероятно, пылая местью, ждут его брат Нед и их бедный отец. И страх, ужаснее которого он еще не знал, вдруг удушливой волной захлестнул Оуэна. Он боялся умереть. Но еще больше боялся жить. Однако помешать превращению было уже не в его власти — онемев от ужаса, он молча смотрел, как его облик меняется на глазах. Вдыхая аромат духов принцессы, он почувствовал, как его грудь содрогнулась и вдруг съежилась чуть ли не вдвое… как острые, точно кинжалы, клыки, к которым он успел привыкнуть, оглушительно лязгнув, сами собой втянулись в десны.

Всей своей тяжестью навалившись на кузину, он уцепился за изголовье кровати и одним мощным толчком ворвался в нее. Ощущение было такое, словно все мужчины, которых он в свое время убил, разом взревели, и рев этот эхом отдался у него в ушах, и жажда убийства, обуревавшая его, сколько он себя помнил, ударила ему в голову… Ему казалось, он сходит с ума — как будто чья-то исполинская рука, проникнув в его нутро, с кровью, с мясом выдирала все животное, что было в нем, навсегда отделяя человека от зверя.

— Я… я умираю… — прохрипел Оуэн, чувствуя, как бешено колотится его сердце.

Но принцесса Эйслин лишь улыбнулась, а затем ласково провела рукой по его гладкой щеке.

— Нет… умирает только одна часть тебя, — пробормотала она, поцеловав его в кончик вновь ставшего аристократическим носа. — Зверь должен умереть — чтобы человек мог жить. Именно об этом и предупреждали меня предсказатели. Но тебе придется дождаться рассвета. Останься со мной — мы вместе будем ждать, когда взойдет солнце. Только тогда твое превращение завершится. И мы будем править этим королевством вместе — как король и королева.

И Оуэн любил ее — любил, как мужчина, впервые оказавшийся в постели с женщиной. Он был робок и неловок, смущался, как мальчик. Волк еще не умер — он словно прятался, укрывшись где-то под кожей Оуэна, он рвался наружу, уговаривая его перегрызть нежное горло Эйслин. Но все было напрасно — ее теплое тело обволакивало его, и внутри у него вдруг тоже стало тепло и спокойно. Капля за каплей истекала ночь — а Оуэн все качался на ее волнах и знал, что они скоро отнесут его к берегу. Это было чувство, ничего похожего на которое он не испытывал никогда.

Человеческое существо, возможно, называло бы это удовлетворенностью, доверием… может быть, даже любовью.