Сергей Арбенин - Собачий бог

— Идите посмотрите, — распорядился Штаден. Его уже и самого беспокоила эта серебристая неотвязчивая тень.

Из костра достали огня, двинулись с факелами в лес.

— По следам смотрите!

Но следов не было. Пристыженных караульщиков Штаден пообещал наказать, но к ним в помощь приставил еще двоих, наказав обходить поляну кругом с огнями. Неклюд ворчал, что если так палить сдуру — пороха не напасешься.

Задремалось, однако, лишь под утро, когда свет костров померк, и в небе проступили ясные холодные звезды. Штаден озяб, завернулся в беличье одеяло, закрыл глаза. И внезапно увидел ясно и отчетливо: мчится среди звезд черная свора собак, а впереди — большая белая волчица с огненными глазами. Несутся они и за ними гаснут звезды, остается только пустое небо. И злобный хриплый лай медленно замирает вдали, гаснет, как звезды…

Штаден, наконец, уснул.

И оказалось, что это он летит по звездному небу, трубя в изогнутый охотничий рог. Черный ветер бьет ему в лицо, черный плащ хлопает позади, и сбоку и чуть приотстав бесшумно мчится свора охотничьих псов, а над ними — черная воронья стая.

Утро закраснелось между деревьями, залило розовым светом снега.

Призрака не было.

Он появился опять следующей ночью. Штаден не спал — караулил. И дождался-таки. Только вывернула из лохматых облаков луна, под ближайшими соснами появилась тень гигантской волчицы. Силуэт был черным, и только глаза светились, по временам пригасая, — жмурился призрак на огонь.

Штаден никому об этом не сказал. Но днем, когда кто-то снова заметил бегущую краем леса собаку, прикрикнул:

— Молчать! Я не желаю больше ничего слышать о ваших проклятых собаках!

Неклюд его поддержал:

— Что вы, собак не видали? После мора, помните, сколько их развелось по лесам? Вот и одичали, живут теперь по-волчьи. А человека, поди, вспоминают.

И вот теперь, в собственном своем уделе, Штаден снова видел белого призрака.

Набычившись, Штаден глядел за тын. Призрак улыбнулся ему, повернулся, метнув хвостом, и неторопливо побежал за овины.

— Палашка!! — не своим голосом рявкнул Штаден.

Девка тут же появилась, бежала от ворот.

— Где была?

— К попу бегала! — торопливо зачастила девка. — Пост кончается, спрашивала, когда рыбное есть можно. Да яиц ему снесла.

— Дура, — сказал Штаден, давно уже привыкнув к тому, что этим русским словом выражается скорее не состояние ума, а состояние души. — И попы ваши пьяницы, бездельники и сластолюбцы… Позови Неклюда.

Вскоре они с Неклюдом сидели за одним столом, доканчивая бутыль. Палашка сбегала в погреб, принесла браги — вино, дескать, кончилось.

Штаден выговорил по буквам:

— Бра-га… Это есть крепкий квас? Хорошо. Будем пить квас.

Пьянея, Штаден начинал говорить с сильным акцентом, путал слова, забывал.

Неклюд пил, не пьянел, только становился задумчивым.

— Ты собаку видел? — спросил Штаден, прямо взглянув ему в глаза.

— Собака у нас одна, и не всегда углядишь за ней, — сказал Неклюд. — Дьяк Коромыслов зовут.

— Дьяк — тоже собака? — не понял Штаден, вообразив, что Коромыслов превратился в оборотня.

— Собака, да еще какая. Всё вынюхивает, высматривает, да в Москву цыдульки строчит. Сам видел, как он своего человека отправлял.

Штаден махнул рукой.

— Про это мне известно. Мне тоже цыдульки везут, знаю я, о чем Коромыслов пишет. Это мне всё равно. Служба моя скоро кончится. Я вернусь в фатерлянд. И позабуду про ваших собак.

Он потерял на мгновение нить разговора, вспомнив о фатерлянде, таком далеком отсюда, от этих страшных снежных полей и перелесков.

Стукнул кулаком по столешнице.

— Я спрашивал тебя не про дьяка. Про эту белую нечисть, что увязалась за нами в походе.

— И эту видел, — спокойно сказал Неклюд. — Как не видеть? Она сегодня за овином яму в снегу рыла.

— Яму? — удивился Штаден.

— Ну. Всеми четырьмя лапами, — только снег летел.

— Зачем?

— Да кто его знает… А только в народе говорят — это к покойнику в доме.

Штаден вздрогнул, опрокинул чарку по-русски.

— У вас не только попы глупые, но и народ совсем глупый, — сказал он.

Вытер усы рукавом.

— Много Богу молитесь, а в Бога не верите. Собакам верите, да всему, что старухи скажут.

Неклюд промолчал.

Штаден встал, пошатываясь.

— А теперь — спать. Квас крепкий. И ты ложись.

Неклюд дождался, когда Штаден, кряхтя, разденется за занавеской. Палашка кинулась было ему помогать, — Штаден прогнал.

Через минуту он захрапел. Палашка стала убирать со стола, и Неклюд молча, с равнодушным лицом, ухватил её за крепкую ягодицу, подтащил к себе, усаживая на колени.