Сергей Арбенин - Собачий бог

Тарзан не выдержал, поднял морду к небу, пролаял:

«Мы — дети одной матери и одного отца! Его зовут Анубис. Я знаю!»

Белая внезапно совершила гигантский прыжок — взметнулась снежная пыль, — и оказалась рядом с Тарзаном. Волки подскочили от неожиданности.

«Больше никогда не говори так! — и от вибрации её низкого голоса дрожь пробежала по телу Тарзана. — У нас разные отцы и разные матери. Рабы и господа рождаются от разных родителей. Твой Анубис породил только рабов — собак и шакалов! Вы — сброд, из которых люди шьют шубы и шапки, и не хотят вас пускать на порог, потому, что вы нечисты. А они, — она кивнула на волков, — мои дети. Свободные дети Сарамы»

Волки медленно, осторожно стали приближаться.

Белая оглянулась на них.

«Нет! Мы уходим. Мы оставим его в живых. Он нам не опасен; не будем отбирать жизнь у того, кто отдает ее сам, по своей доброй воле».

«Он раб!» — рявкнул один из самцов стаи.

«Рабы тоже бывают полезны. Иначе бы их не держали», — не оборачиваясь, ответила Белая.

Потом она совсем низко склонилась к Тарзану, янтарные глаза горели лукавым смехом.

Белая лизнула Тарзана в обмороженный нос.

«И ты, и твой бог — вы сдохнете от старости и тоски. И наступит наше время. Бусово время».

— Вот так штука, однако! Как сюда попал, не знаю, — сказал кто-то удивленным старческим голосом. — Шёл я на Лонтен-Я, а оказался на Лонк-Сур-Я! Заблудился, однако!..

Тарзан открыл глаза. Над ним, склонившись, стоял странный человечек в меховой одежде, от которой воняло рыбьим клеем и плохо вычищенной мездрой.

— Откуда взялся? — спросил старик. — Дух живой или мертвый? А?

Тарзан приоткрыл пасть, но ничего не смог выдавить из себя, кроме жалобного тявканья.

— Э, да ты совсем дохлый! Где бежал? Как бежал? Подожди — по следам узнаю.

Старик оставил Тарзана и быстро побежал к лесу. На ногах, обутых в меховые унты, у него были странные короткие лыжи. Он бежал по следу, оставленному Тарзаном.

Добежал до леса, покрутился, исчез на деревьями.

Тарзан лежал, ждал. Даже если бы он захотел, — он не смог бы никуда уйти.

Старика долго не было. Кто знает, сколько километров он отмахал, что видел, заметил, что понял. Но вернулся он хоть и не скоро, но с ясным лицом.

— Издалека шёл! Живой пёс, настоящий, — сообщил старик, подбежав. Дышал он ровно, как будто и не бегал никуда. — Ну, пойдем в мою избу. Тебя как звать? Меня — Стёпка.

Он двинулся было, но, взглянув на Тарзана, покачал головой.

— Э, да ты сам не пойдешь. Тебе, однако, помогать надо!

В избушке было тесно, непривычно, но тепло.

Стёпка разжег печку, сварил мороженой рыбы и вывалил её в большую деревянную чашку.

Обжигаясь и давясь, Тарзан стал хватать рыбу, не ощущая вкуса. Только когда чашка начала пустеть, он почувствовал вкус и вспомнил, что что-то похожее ел уже однажды — там, далеко, в давно прошедшей жизни.

Наевшись, он просто упал возле чашки, не найдя в себе силы даже выбрать себе место.

Степка критически оглядел его, встал.

— Ну, спи-отдыхай. Вон какой круглый стал! А ты пес непростой. Городской пёс-то, однако. Ничего не знаешь, не понимаешь. И как дошел?

Степка взял чашку, поставил на стол. Котел с рыбой выставил за дверь, на полку в маленькой холодной клети.

— Больше тебе жрать нельзя, однако, — а то опять сдохнешь. А Стёпка пойдет, ещё погуляет маленько. У Степки дел накопилось много. Болел Стёпка. Видно, потому и не знал, что в тайге творится, о чём говорят.

Вечером Степка, раздевшись до рубахи, присел над Тарзаном. Осмотрел спину, заглянул в пасть.

— Э, старый ты, однако! Как такой старый через Лонк-Сур-Я, пастбище духов, прошел? Что жрал? Хвою, однако.

Степка качал головой.

— Вижу, не простой ты пёс, и не зря сюда пришел. А вот зачем — как узнать?

Он перевернул Тарзана на спину. Погладил. С брюха стала кусками — кое-где вместе с кожей — отваливаться шерсть. Степка озабоченно кивал головой.

Тарзан терпел, только изредка поскуливал и потявкивал, как обиженный щенок.

— Ты лежи, жди. Сейчас тебя лечить буду. Фершал я хороший. Сам себя от смерти вылечил, однако.

Он стал прикладывать к красным, обнаженным пятнам на животе Тарзана вываренную березовую кору, смешанную с густым отваром подорожника. Густо обмазал все брюхо, переложил спиной вверх. Осмотрел лапы — и их обмазал пахучими снадобьями. Завернул Тарзана тряпкой, забинтовал лапы, и даже хвост.

Потом снова налил полную чашку густого рыбного варева.

— Жри! Тебе поправляться надо.