Лоренсо Сильва - Нетерпеливый алхимик

Салдивара выслушал мою тираду с бесстрастным лицом. Мне даже показалось, что он мысленно поздравил меня с еще одним резким выпадом в свой адрес.

— Я задам вам немного странный вопрос, сержант. С вашего разрешения, мы на секунду поменяемся ролями, — сказал он, явно не нуждаясь ни в чьем разрешении. — Вы читали «Войну и мир»?

— Как вы сказали?

— «Войну и мир» Льва Толстого, моего тезки.

— Нет, — ответил я, не понимая, к чему он приплел сюда Льва Толстого. — Вернее сказать, начал, но бросил на четвертой битве или на четвертом балу — сейчас уже не помню.

— Прискорбно, — бросил Салдивар. — Я всегда и всем задаю одинаковый вопрос, ибо имею грешок делить людей на читавших и на не читавших Льва Толстого. Между теми, у кого хватает терпения одолеть тысячу пятьсот страниц непрерывного потока мудрости, и теми, кто сдается на полпути, существует незримая разделительная линия. Честно говоря, я надеялся видеть вас по другую ее сторону.

— Сожалею, если не оправдал ваших ожиданий. Я дочитываю до конца лишь те книги, которые держат меня в напряжении до последней точки. Однако мои предпочтения отнюдь не означают, что «Война и мир» плохая книга.

— Подобное утверждение выглядело бы неслыханной дерзостью, — выспренно заметил он. — Однако суть не в этом. Я хочу процитировать вам фразу, находящуюся приблизительно на двадцатой странице, — вы, безусловно, успели до нее добраться, хотя вряд ли помните текст дословно. Ее произносит князь Андрей: «Нельзя, mon cher, [64] Mon cher (фр.) — мой дорогой. везде все говорить, что только думаешь».

— Не понимаю, при чем тут князь Андрей.

— Его замечание звучит предостережением против поверхностного понимания морали. На недвусмысленное обвинение в якобы присущем мне ханжестве я, предварительно заручившись вашими же словами «Простите за прямоту», отвечу с той же откровенностью: я никогда не питал иллюзий по поводу духовной утонченности жандармов, — проще говоря, по моему глубокому убеждению, человек вашего склада и воспитания не в состоянии осмыслить роль морали в бизнесе. Гораздо легче прослыть донкихотом, отдавая последнюю рубашку бедняку, чем в поте лица зарабатывать деньги и вместе с тем соблюдать этические нормы. Тут не существует готового кодекса поведения — каждый выбирает свой путь.

Я силился воссоздать в памяти то представление о Салдиваре, которое у меня сложилось из обрывочных сведений незадолго до нашего знакомства. Его образ почти соответствовал сидевшему передо мной человеку: заурядный фат, потерявший голову от известности и богатства и одержимый бредовыми идеями. Это был волк в овечьей шкуре, весьма довольный своим положением, что, в общем-то, лежало на поверхности. Однако ни среди зверей, ни среди человеческих особей мне еще не встречалось существо с таким злобным оскалом и острым как бритва языком. Впору ахнуть от восхищения, если бы он не ускользал от меня словно ртутный шарик каждый раз, когда я пытался схватить его за руку. Разговор принимал нежелательный для меня оборот, и требовалось срочно что-то предпринять.

— Чрезвычайно интересно ознакомиться с вашими взглядами, и я обязательно прочту «Войну и мир» до конца, — начал я. — Но, видите ли, сеньор Салдивар, даже такой грубый жандарм, как я, обделенный, по вашему меткому наблюдению, духовной утонченностью и не доросший до того, чтобы постичь огромное значение этики в бизнесе, и тот способен на высокие чувства в виде нестерпимого сыскного зуда, особенно когда он чует запах крови в грязном притоне, именуемым деловым миром. Огромные шальные деньги, а рядом труп. Не больно сложная для меня задача, если учесть, что я неоднократно с ней сталкивался. В сущности, жизнь сводится к простым уравнениям.

Салдивар чуть подумал, приложив указательные пальцы к верхней губе, затем вздохнул и спросил:

— Ждете самооговора, сержант?

— Разумеется, нет.

— Так-то лучше. Потому что впустую потратите и мое и свое время.

— Я жду, когда вы назовете какое-нибудь конкретное имя. Например, человека, с которым у представлявшего ваши интересы сеньора Солера могли возникнуть серьезные разногласия. Или того, кто желал зла непосредственно вам, но, не сумев проникнуть в ваше столь тщательно охраняемое поместье, решил дать пинка в наиболее уязвимое место бедного Тринидада, вашего надежного, как вы изволили выразиться, помощника и друга.

Салдивар изобразил удивление.

— Вы это серьезно? — усомнился он.

— Давайте говорить начистоту, сеньор Салдивар, — предложил я. — Я не имею права исключить вас из числа подозреваемых, поскольку еще не во всем разобрался. Думаю, вы и сами это поняли. Я задал вам прямой вопрос о ваших отношениях с сеньором Солером и увидел вашу реакцию, затем уже в косвенной форме спросил, чем именно занимался покойный в качестве вашего советника, и теперь сумею сравнить ваш ответ с информацией, полученной мною по иным каналам. Таким образом, сделана добрая половина дела, которое привело меня в ваш дом. Остается завершить вторую половину, то есть услышать, кто еще, помимо Криспуло Очайта, ненавидел Тринидада за то, что он зарабатывал для вас деньги.