Николай Волынский - Год беспощадного солнца

– Повторяю: того требует безопасность клиники в самом широком смысле.

– То есть, у нас имеется свое гестапо. И свой Мюллер. Мюллер-невидимка… И все-таки, что охранять с таким бешеным ресурсом? Покойников? Спирт?

– Полтора месяца назад я уволил невропатолога Сечкина и его любовницу – операционную медсестру Кадымбекову.

– Помню, – сказал Мышкин – Потрясающей красоты азиатка. Так никто и не знает, за что. Можно узнать?

– Нельзя.

– Тогда зачем сказали?

– Ладно, передумал… – вздохнул Демидов. – Тебе полезно узнать. Они наркотики воровали. На пару. Сечкин прошлой весной стал ездить на кабриолете «ланчия». Видел?

– Нет.

– Никто не видел. Он не выставлялся. Чтоб не было лишних вопросов.

– Сообразительный, – с уважением признал Мышкин. – И много украли?

– Тысяч на двести.

– Нет, не сообразительный, – отступил Мышкин. – Рисковать из-за такой ерунды?

– Двести тысяч долларов – ерунда? – не согласился профессор. – Они и дальше продолжали бы конспирировать. Но сработало, как ты выразился, наше гестапо. Быстро, бесшумно. А главное, эффективно.

– Утопили обоих? Или закопали живыми?

– Не валяй дурака! Я их просто уволил.

– Тогда не понимаю! – искренне удивился Мышкин. – Столько людей погубили, скоты! Надо было довести их до тюрьмы. А так, по закону, выходит, что вы сообщник.

– Правильно! – с сарказмом согласился Демидов. – Довести до суда и погубить репутацию клиники!.. Не просто все, Дима. За правдой погонишься, себя же в яму и столкнешь.

– Не просто, – согласился Мышкин.

– И еще неизвестно, какой вышел бы приговор.

– Точно! Наши правоохранители любят преступников больше, чем их жертв. И что, Сечкин и Кадымбекова так и гуляют?

Демидов помедлил, но все-таки сказал:

– Только между нами… Для начала охрана убедила их вернуть двести тысяч клинике.

– Вернули?

– Не сразу, но вернули. Потом заставили выплатить штраф. Миллион долларов на двоих.

– С этих денег, уважаемый ты наш папа римский, который святее ватиканского, я всему персоналу, от уборщицы до главврача, выдал новогоднюю премию! Каждому по четыре месячных оклада. Всем понравилось. Но если тебе не понравилось – верни деньги!

Мышкин смущенно затряс головой: нет, понравилось.

– Правда, для этого Сечкину пришлось пересесть на битые «жигули», – кисло добавил главврач. – А Кадымбекова продала квартиру на Крестовском острове.

– Да… И как им теперь?

– А никак, – сказал Демидов. – Через полгода Сечкин почему-то умер, хотя здоров был, как бык. Внезапная остановка сердца.

– Внезапная… – похолодел Мышкин. – Что ж, понятно: хлопоты, огорчения, деньги отдавать надо. А Кадымбекова?

– Тоже не повезло. Попала под поезд метро. Прямо в центре города, на станции «Гостиный двор».

– Нервы… – прошелестел Дмитрий Евграфович.

– Может, и нервы, – согласился Демидов. – Но были слухи, что ее кто-то толкнул под поезд. Случайно.

– Случайно? – тихо переспросил Мышкин. Он почувствовал, как на голове у него приподнялись волосы и по скальпу пошел мороз.

– Еще отметь, – не ответил Демодов. – Особая задача нашей гестаповской охраны – обеспечить личную безопасность всего персонала. Не только в клинике, но и за воротами. В том числе и по домам.

– Значит, все-таки тотальная слежка! А я не верил…

– Доктора Зубкова [50] помнишь? – спросил Демидов. – Из нейрохирургического института?

– Такое не забудешь!

Смерть одного их ярчайших нейрохирургов России потрясла тогда многих. Он был зверски зарублен топором в подъезде собственного дома.

– Убийство так и не раскрыто, – сказал Демидов. – А мог бы жить, если бы работал у нас. Да, частная медицина обогатила многих наших коллег. Есть даже миллионеры. Но уже немало погубила. И погубит еще больше. Потому что наша профессия передвинулась в зону повышенного риска. Так что лучше пусть гестапо и слежка, чем топор бандита или мстителя.

– Мстителя? – удивился Мышкин. – При чем тут месть? Кто может мстить врачу?

– Так ведь не всех вылечиваем. А деньги берем! Любой человек хочет за свои деньги получить результат.

– И когда это кончится? – тоскливо спросил Мышкин. – Когда вернется нормальная человеческая жизнь? Спокойно учиться, работать, растить детей, лечить больных и не трястись от страха круглые сутки…

– Когда-нибудь. Но вернется. Резня только будет большая. Покруче, чем в начале советской власти.