Григорий Симанович - Аполлоша

План предполагал как минимум три дня изучения объектов, слежку, поиск дополнительной информации. Малян согласился. Но буквально через час его охватила паника. Три дня бездействия из отведенных семи. А если не эти трое владеют статуэткой или информацией? Что дальше? «Уйдет драгоценное время. Приблизится час расплаты. Нет, медлить нельзя. Черт с ним, с Гукасовым. У меня свои полномочия».

Но начать он решил с того Костика с Ферганской, который со сдвигом. Про него тетка после укола сказала, что он якобы знает про какие-то чудесные свойства статуэтки и делал запись на диктофон. Это кое-что. Надо начать без насилия и не ставя в известность Гукасова. Охраны там, надо полагать, нет.

Он придумал ход. Это была игра ва-банк. Успех сулил реабилитацию и благорасположение Хозяина лично к нему. Он считал себя отличным психологом и придумщиком тонких комбинаций. Номер домашнего телефона, пробитый по базе еще до провала, у Роберта имелся.

Он договорился с доктором Фасольевым – Мозговедом, сославшись на санкции Хозяина. Водителем назначил Додика: если взять на понт не удастся, для силового варианта бывший борец, да еще единожды проколовшийся, вполне подойдет.

На следующий день с утра он позвонил, попросил Дарью Акимовну.

– Она еще спит. А кто спрашивает?

– Беспокоит бывший сослуживец Оболонского Игнатия Васильевича. А это Константин?

– Да, он слушает.

– Здравствуйте. Меня зовут Хорен Михайлович. Мы с Игнатием служили вместе, в одном ансамбле работали, дружили, хотя я младше его намного. Потом очень редко общались. А тут две недели назад Игнат мне позвонил и обратился с просьбой. Очень, знаете ли, Константин, странная просьба. А теперь он пропал. Не отвечает на звонки. Только дальше я вам по телефону рассказывать не хотел бы. Это ведь он дал мне номер Дарьи Акимовны и ваш. Сказал, что полностью вам доверяет и в случае чего надо к вам обратиться. Если можно, я хотел бы заехать, рассказать и посоветоваться, что мне делать.

После небольшой паузы Малян услышал ожидаемое «приезжайте, пожалуйста, хоть сейчас». А потом неожиданное: «Костик дома, мама болеет, он за ней ухаживает».

Теперь паузу вынужден был сделать Малян, сбитый с толку. Но недаром тренировал он мозги на комбинациях и непредвиденных поворотах. «Со сдвигом малый. Это он про себя. Может, оно и к лучшему».

Малян «записал» адрес, уточнил, как подъехать. Сунув в карман фальшивый паспорт на имя Багдасаряна Хорена Михайловича, Роберт сел в дожидавшуюся у подъезда машину с подельниками и через час звонил в обитую потрепанным дерматином дверь на первом этаже захолустной девятиэтажки. «Опель» с Фасольевым и Додиком припарковался в ста метрах от дома, с видом на подъезд.

Костик оказался внешне малопривлекательным, курносым юношей с глазами навыкате какого-то неопределенного цвета. Губа едва закрывала край верхней десны, а верхний ряд зубов нуждался в починке. В остальном же с первых минут он проявил себя как вполне нормальный, разумный юноша с такою вот странной формой речи – о себе в третьем лице.

– Извините, мама отдыхает, она больна. Пройдемте на кухню.

Они уселись за маленький стол, накрытый незатейливой клеенкой. Малян достал паспорт.

– Вот. Чтобы вы не подумали, что я самозванец какой-нибудь.

Утист мельком взглянул на документ.

– Это лишнее. Костик не сомневается. Рассказывайте.

– Да рассказ-то короткий. Но странно все. Он попросил забрать у него на время и сохранить какую-то бронзовую статуэтку. Сказал, что это самая дорогая память о предках. Сказал, что ему грозит опасность из-за этой статуэтки. В подробности не вдавался. Еще сказал, что не может отдать ее своему близкому другу Георгию, чтобы не подвергать его риску. А про наши с ним, с Игнатом, отношения никто дознаться не сможет. Я, конечно, согласился. Договорились встретиться на следующий день в пять после полудня на ВДНХ, у знаменитого фонтана Дружбы народов. И вдруг вечером, накануне, звонок. Ничего не объясняет, встреча, говорит, отменяется. Если, говорит, я не позвоню и сам не откликнусь, обратись к Дарье Акимовне или к Костику – так он вас назвал. Они будут знать, где статуэтка. Они обязательно скажут, где она. Возьми ее и спрячь в надежном месте. Если я не объявлюсь через два месяца, значит – меня нет на свете. Отнеси ее в музей, отдай государству. Вот, собственно, и все.

Костик слушал, глядя на гостя обычным своим неподвижным взором. Малян не обнаружил никакой реакции на свой рассказ. Полная бесстрастность, даже, казалось, отсутствие интереса. Когда Малян закончил, Костик встал, извинился и вышел в соседнюю комнату. Вернулся через пару минут.