Боб Рэндолл - Зов

А из открывшейся дыры в стене лезли, давясь, кузнечики. Сьюзен не могла оторвать глаз: они продирались в дырку — все новые и новые — зеленые, стрекочущие, пощелкивающие челюстями.

— О, Господи! — завизжала она. — Господи!

Схватила часы со стола, прикрыла дыру коробкой и подперла часами. Несколько кузнечиков перерезало пополам — головы их торчали из-под коробки, а туловища остались внутри. Торопливо вскочив, в страхе, что насекомые запрыгнут на нее, Сьюзен стремглав вылетела из квартиры, метнулась к лифту и спустилась вниз. Тито, круглолицый добродушный кубинец-рабочий, как раз выносил мусор.

— Утро доброе, миссис, — поздоровался он, никогда не помня жильцов по именам. — Приятный сегодня денек, да?

— Тито, мне нужна ваша помощь!

Не впервой ему было видеть этих миссис в панической тревоге: то кран потек, то трубу прорвало, а ремонтники еще не приехали. Как-то одна пожилая миссис в слезах прибежала за ним, а дел-то: погасла газовая вспомогательная конфорка. Навидался Тито. Но такого — никогда.

Сьюзен привела его в квартиру и, отказавшись войти сама, ждала в коридоре, пока он выметал насекомых. Уходя с пластиковым ведерком, полным кузнечиков, он сказал:

— Теперь, миссис, можете входить. По-моему, все. — Он не стал допытываться, откуда кузнечики поналезли. Нехорошо задавать слишком много вопросов: жильцы не любят, когда вмешиваются в их личную жизнь.

Сьюзен с опаской вошла в квартиру. Ласкунчик Уильям, причина всему, спал.

— Довольно, Сьюзен, ну пожалуйста, — попросил Лу позже вечером, когда Сьюзен рассказала ему.

— Лу, прошу, не выступай против меня…

— Сьюзен, да послушай сама, что ты говоришь!

— Я знаю, что… — Она постаралась понизить голос, чтобы не услышала Андреа.

— Боже, — бормотал Лу, меряя шагами кухню, четко осознавая, что у жены — серьезный нервный срыв, который дорого обойдется всей семье.

— Все по Библии, — в сотый раз повторяла она.

— Что за чепуха! При чем тут Библия? Милая, ну ты ведь серьезно не веришь в это?

Уже столько дней Сьюзен тянуло поплакать, и сейчас, наконец, она дала волю слезам.

— Ох, милая, не…

— Лу, я — не сумасшедшая!

— Никто и не говорит, но…

— Так в Библии! — и она, рыдая, уткнулась ему в грудь.

Лу обнял ее, чувствуя прилив жалости и любви, но очень быстро на смену явилась мысль о врачах, лечении, заботах об Андреа, которые лягут на него одного.

— Но я могу доказать! — вдруг оторвалась от него Сьюзен и устремилась к черному ходу.

— Милая, не надо… — Но Сьюзен, не слушая, выбежала и вызвала служебный лифт. Лу выскочил следом.

— Пойдем, пойдем домой!

— Нет, я хочу доказать!

— Сьюзен, пожалуйста, разберемся сами… Без обслуги дома. Они же насплетничают другим жильцам.

— Нет.

— Ну, пожалуйста! Прошу тебя!

— Нет!

Заскрипел, поднимаясь, служебный лифт, и через минуту двери открыл седой человек.

— Эйб! — кинулась к нему Сьюзен. — Тито еще не ушел?

— Ушел, миссис Рид. Могу я вам помочь?

— А завтра будет?

— Тито? А разве вы не слышали?

— Про что? — И она мысленно увидела Тито, уничтоженного, избитого, покалеченного, чтобы он не мог помочь ей.

— Тито уволился. Сегодня он работал у нас последний день. Я думал, все знают.

Они вернулись в квартиру. Сьюзен с облегчением, что Тито не причинили вреда, Лу едва не больной от тревоги. Зазвонил телефон.

— Не подходи! — крикнула Сьюзен.

— Но, милая…

— Не отвечай!

Лу поднял трубку. Звонила мать Сьюзен. Он протянул трубку жене. Сначала она отнекивалась, но затем, сознавая, что должна победить себя, взяла.

— Алло? — Сьюзен старалась не слышать того, что могло быть на другом конце провода.

— Сьюзен? У меня дурные новости.

— Что случилось?

— Джимми, — заплакала мама. — Это с Джимми.

Застыв, Сьюзен слушала, а когда мать закончила, посоветовала:

— Прими что-нибудь, мама. Прими и ляг в постель. Я сейчас, я еду. — И она положила трубку. Видя ее лицо — пепельное, потрясенное, Лу спросил:

— Что?

— Мой двоюродный брат, — почти без выражения бросила она, — погиб в автокатастрофе.

— Господи, милая… — Лу направился к ней.

— Да умрут перворожденные…

— Что?!

Она оглянулась на него. Неужели он так еще не понял? Но — неважно. Неважно, пусть.

— Все в Библии, — повторила она. — Кары, которые Моисей насылал на Египет.

Питер улыбнулся ей сочувственной улыбкой, но в ней читалось то же выражение, какое она наблюдала на лице Лу — покорное принятие факта: она больна.