Кристиан Мерк - Под маской молчания

— Уходите, — устало произнес Мейер. — Идите к этой своей… девице.

— Она от меня ушла.

Легкая скептическая ухмылка прежнего Мейера.

— Тоща для вас слишком.

— Мейер, что происходит?

Мейер вздохнул, поднял руку, и Виктор увидел, что на коленях его лежит большой неуклюжий пистолет. Почтенный профессор Крукенберг поглаживал оружие, как мурлычущего кота.

— Скажите, Виктор, вы верите… — Пауза.

— Во что?

Мейер погрузился в созерцание своей металлической игрушки, вертел ее в руках, проводил пальцем по стволу, рукоятке, спусковому крючку.

— В мир, который видите. Да, вы, конечно, верите. В мудрость правительства и в объективность шестичасовых новостей. В мир с теплым клозетом, электронной почтой и здоровой иронией в телепрограммах. А все зло в этом мире — от грязных иностранцев, которые не знают английского.

— Послушайте, Мейер, дайте мне, пожалуйста, пистолет. Он меня несколько… беспокоит.

Лицо Мейера чуть смягчилось. Он отложил пистолет на столик и как будто забыл о нем. Виктор разгреб осколки и уселся на полу рядом с покосившейся стопкой книг.

— Признайтесь, Виктор, почему, как вы думаете, я больше не хожу в институт? Почему отключил телефоны? С ума сошел, да?

Виктор действительно был такого мнения, но промолчал. Мейер испуганно осмотрелся и зябко поежился. Между тем в комнате висела удушающая жара, а вентилятор окатывал обоих потоком перегретого воздуха. Мейер потер руки и уставился куда-то в пространство, думая о прошлом.

— Меня никогда не оставят в покое. Телефон звонил в метро, в институтском кабинете, дома…

И Мейер заперся в своей квартире. Единственный раз он покинул ее, чтобы посетить лекцию Виктора. На улице он услышал угрозы от незнакомого прохожего, другой сбил его с ног. И все время его преследовал какой-то запах, апельсинов или лимонов…

— Но я ничего подобного не заметил, — сказал Виктор. — Правда, я неделю безвылазно сидел дома. Затворник. Как вы.

— Шутите? Я вам скажу, как с вами пошутят. Вы исчезнете бесследно. Канете в ночь и туман.

Виктор невольно поежился. В щелочку между шторами он видел мавзолей Гранта, лениво впитывающий солнечные лучи. В коридоре Эстер звенела осколками, сметая их в кучки и смахивая в мусорное ведро. Хотелось уйти, но его заинтриговало то, что Мейеру было известно о его достижении.

— Да, я решил свою проблему, — признал Виктор, стараясь заглянуть в глаза Мейера. — И вы это уже знаете. Но вы еще не знаете, что я собираюсь опубликовать все, не заявляя авторских прав. Бесплатно. Самое смешное, — Виктор действительно криво усмехнулся, — кто подсказал мне эту идею. Арт, этот марципановый фанфарон, воображающий себя юным Генри Киссинджером.

Мейер включил последнюю неразбитую лампу, и Виктор увидел, что телефонная трубка склеена липкой лентой. На полу, рядом со своим собственным знаменитым носом, валялся бюст Данте Алигьери.

— И что теперь? — спросил Виктор. — Все забыть только из-за того, что пара-другая ваших высокоученых завистников отравила вам жизнь? Бросьте, Мейер. Мы им еще покажем.

Мейер снял очки и стал тщательно полировать стекла. Он печально улыбнулся:

— Забудьте все, сожгите все документы, как будто ничего и не было. И не вспоминайте больше.

У Виктора отвисла челюсть. Он разозлился на Мейера больше, чем на Арта.

— Вы хотите…

Мягкий стук в дверь. Запах кофе.

— Ребята!

— Herein, [4] Входи! (нем.). дорогая, — отозвался Мейер почти спокойным голосом.

Эстер вплыла в комнату с двумя — возможно, последними — чашками. Облегченно прищурилась на горящую лампочку, поставила поднос на столик и обыденным жестом смахнула в передник пистолет. Затем убрала с кресла бумаги и уселась рядом, глядя на Виктора.

— У нас все в порядке, Эстер, — заверил ее Виктор.

— Два кусочка? — спросила Эстер, роясь серебряными щипчиками в полиэтиленовом пакете с сахаром.

— Да, спасибо.

Мейер потянул носом воздух и снял с полки книгу:

— Чтобы написать хорошую книгу, нужно… — Он вопросительно посмотрел на Виктора, как на студента-первокурсника.

— Нужна блестящая идея.

Мейер прошелся пальцем по корешкам, вытащил еще одну книгу, осторожно, как будто боясь расплескать содержимое.

— Нет, — теперь голос Мейера стал звучным, как у глашатая, как у адепта какой-то веры, алтарь которой темен и зловещ, — нужны блестящие исследователи. Охотники за информацией.

В руках Мейера оказалось его самое знаменитое исследование «Тьма Кали — культ странгуляции». С обложки на Виктора из-под черного тюрбана уставились пламенеющие глаза. Труд о смертном культе душителей, культе индусской богини-разрушительницы Кали, последователи которого убивали британских путешественников и швыряли их трупы в колодцы. Книга отлично продавалась и обеспечила Мейеру твердые позиции в университете, как и более ранние его работы по оккультизму нацистской идеологии и по истории ордена иезуитов.