Питер Бенчли - Тварь

Удары били по твари вновь и вновь, бомбардируя плоть и приводя в замешательство маленький мозг.

Импульс обороны сменился импульсом нападения. Тварь повернулась, чтобы сражаться.

Добравшись до добычи, мать приостановилась, давая возможность китенку догнать, а затем и перегнать ее. Она выпустила последний пучок гидролокаторных ударов, затем отклонилась в сторону и стала кружить вокруг добычи.

Китенок бросился вниз, возбужденный надеждой на добычу, побуждаемый опытом миллионов лет. Он открыл пасть.

Тварь почувствовала давление звуковой волны и была отброшена им назад. Враг наступал на нее.

Она хлестнула щупальцами. Вначале они молотили вслепую, но затем нашли плоть, твердую и скользкую. Они окружили ее, присоски прилепились к ней, а крюки зарылись в нее.

Мускулы щупалец напряглись, подтягивая врага к твари, а саму тварь к врагу, как двух боксеров в клинче.

Китенок захлопнул пасть на... пустоте. Он был обескуражен. Что-то было не так. Он почувствовал давление позади головы, захватывающее его, замедляющее его движение.

Он боролся, колотил хвостом, извивался, неистово пытаясь освободиться от того, что тянуло его вниз, в бездну.

Легкие начали подавать сигналы о потребности в воздухе.

Мать плавала вокруг, встревоженная, чувствующая опасность, грозящую ее ребенку, но неспособная помочь ему. Ей была известна агрессия, ей была известна защита, но в программе ее мозга не был заложен код реакции на угрозу другому, даже ее собственному отпрыску. Она производила звуки — пронзительные, отчаянные и бесполезные.

Тварь оставалась прикованной к своему врагу. Враг метался, и по его движениям тварь почувствовала, что расстановка сил изменилась. Враг уже не был агрессором, он пытался освободиться.

Хотя здесь, в кромешной темноте, не было видно оттенков цвета, химические механизмы изменили их сочетания от обороны на нападение.

Чем сильнее враг пытался всплыть к поверхности, тем больше тварь вбирала воды в свое тело и выбрасывала ее через воронку под животом, заставляя себя и врага двигаться вниз, в бездну.

Китенок тонул. Лишенная кислорода мускулатура замирала частица за частицей. Агония прошла по его легким. Его мозг начал умирать.

Он прекратил борьбу.

Тварь почувствовала, что враг перестал бороться и начал тонуть. Хотя щупальца все еще захватывали плоть, тварь постепенно ослабила напряжение и стала падать вместе со своей жертвой, медленно вращаясь в воде.

Щупальца оторвали кусок ворвани и подали его рукам, а те передали щелкающему выступающему клюву.

Мать, кружась, следовала за китенком, определяя его положение при помощи гидролокаторных сигналов. Она посылала щелканье, свистки, выражающие горе, мычание беспомощного отчаяния. Наконец ее легкие тоже опустели, и с последней очередью звуков она ударила хвостом, чтобы подняться наверх, к дающему жизнь воздуху.

Маркус Шарп сидел на пляже, но ему бы хотелось находиться в каком-нибудь другом месте. Он даже не мог припомнить, когда был на пляже в последний раз, вероятно, он не был там со времен Карен. Он не особенно любил пляжи: ему не нравилось рассиживать на песке и глазеть на воду, пока кожа поджаривается на тропическом солнце. Необдуманный порыв, вызванный крушением планов, заставил его вскочить на мотоцикл и промчаться пятнадцать миль от базы до Хорсшу-Бей.

Было воскресенье, Шарп был свободен и надеялся отправиться с Випом Дарлингом понырять. Но когда он позвонил Дарлингу в восемь часов утра, тот сказал, что они с Майком намереваются весь день отбивать краску. Шарп предложил свою помощь, однако Вип отказался, заявив, что они будут работать в тесном трюме на корме, который никак не мог вместить трех человек.

Шарп в течение часа читал, а потом в одиннадцать часов оказался в видеопрокате, разглядывая названия фильмов. Посмотрев на часы, он понял с чувством уныния, граничащего с тошнотой, что для того, чтобы дотянуть до конца воскресенья, ему придется взять напрокат не одну, не две, но по крайней мере три кассеты.

«И это твоя жизнь, — сказал он сам себе, — делать выбор между „Сатирой на тему рождественских каникул“ и „Посмотрите, кто говорит“. Все, что осталось тебе, это выбирать, с кем провести время — с инфантильным взрослым или нахальным ребенком. Что бы сказала Карен? Она бы сказала: действуй, Маркус. Иди и ограбь банк, води самолет, подрезай ногти на ногах, все, что угодно. Но только делай что-то!»