Питер Бенчли - Тварь

— Не думаю, — ответил Дарлинг. Его рука лежала на тросе, и он проверял его натяжение. На тросах находился груз, но напряжение отсутствовало, была тяжесть, но не было активности. — Судя по тросам, он здесь, но он не тянет. Может, отдыхает.

— А вдруг мертв? — произнес Шарп с надеждой.

— Продолжай наворачивать, Маркус, — ответил Дарлинг.

Из каюты появился Тэлли.

— Я ничего не могу рассмотреть на видео. Это какая-то мешанина.

— Но тем не менее оставьте камеру включенной.

— Я так и сделал.

Тэлли встал позади них, прислонившись к переборке каюты. Он вынул из ящика еще одну видеокамеру и спешил зарядить в нее магнитную ленту и присоединить батарею.

Внезапно Шарп воскликнул:

— Вип! Смотри! — и указал рукой.

Тросы больше не висели вертикально, они медленно начали скользить прочь от судна. Но лебедки не захлебывались, и трос продолжал поступать на борт.

— Он поднимается! — закричал Дарлинг. — Он совсем как сарган, пытающийся сорваться с крючка: тянет, останавливается, набирается сил, а теперь вновь собирается действовать. — Он посмотрел на Мэннинга и проговорил: — Взведите курок. Это то, чего вы ожидали. — Потом обратился к Тэлли: — Если вы хотите снять что-то на пленку, док, делайте это быстрее. Зверь не собирается здесь задерживаться.

В последующие минуты никто не произнес ни слова. Для Дарлинга молчание было подобно обманчивому спокойствию в центре урагана.

Дарлинг и Шарп вращали рукоятки лебедок, трос поступал на борт, но вот он закончился, и через фальшборт загрохотали большие замки, а за ними последовали первые отрезки кабеля.

— Осталось пятьдесят саженей, Маркус, — сказал Дарлинг. — Это еще одна-две минуты.

Кабели поступили на лебедку вслед за замками, подрагивающие, натянутые и уходящие под углом в глубину.

Тварь, должно быть, приближалась к поверхности. Определить наверняка было нельзя, так же, как и определить, глубоко ли она находится и как далеко от судна.

Все пристально смотрели на воду за кормой, пытаясь проследить серебряные нити кабеля, рассмотреть что-то за пределами круга света, отбрасываемого галогенными лампами.

— Покажись, ты, ублюдок! — выкрикнул Дарлинг и внезапно понял, что характер его страха изменился. То, что он ощущал теперь, не было боязнью, предчувствием или ужасом, это было возбуждающее чувство опасности перед встречей с противником более грозным, чем он когда-либо себе представлял. Это было почти как электрозаряд, здоровый страх, подумал он, и этот страх переплетался с лихорадкой охотника.

В этот момент лебедки дернулись, забуксовали, и только что вытащенный из воды кабель рванулся из уложенных на палубе колец и зазмеился за борт.

— Что это он делает? — закричал Шарп.

— Он опять удирает, — ответил Дарлинг, схватил рукоятку лебедки и налег на нее, но лебедка отказывалась работать, и кабель продолжал отступать в воду.

— Нет! — заорал Мэннинг. — Задержите его!

— Не могу, — ответил Дарлинг, — и ничто не сможет.

— Вы просто не хотите. Вы боитесь. Я покажу вам, как надо.

Мэннинг бросил винтовку, нагнулся к кольцу кабеля, лежавшему у его ног, и ухватился за него.

— Не трогайте! — завопил Дарлинг и сделал шаг к Мэннингу, но прежде, чем он смог остановить американца, Мэннинг набросил кабель на буксирную стойку, которая проходила до самого киля, закрутил и привязал его.

— Вот, — заявил он.

Кабель продолжал сбегать с кормы, с гудением проходя через стальной фальшборт. Мэннинг повернулся лицом к корме и поднял винтовку в ожидании, когда тварь появится на прицеле. Но, поворачиваясь, он поскользнулся, и именно в тот момент тварь, должно быть, увеличила скорость, потому что внезапно кольца кабеля подпрыгнули и понеслись за борт. Мэннинг пытался вернуть себе равновесие, но одна нога попала в петлю кабеля, кабель резко затянулся вокруг бедра, и американца подняло над палубой, как куклу. Какую-то долю секунды он висел в лучах света. Он не издал ни звука, винтовка выпала из его рук.

Огромная сила рывком натянула кабели, и Мэннинг полетел вперед спиной, раскинув руки, как будто собирался нырнуть в воду с вышки. На мгновение вспышка света осветила его лицо, и Дарлинг не увидел на нем ни ужаса, ни боли, ни протеста — только удивление, словно последним чувством Мэннинга было недоумение, что судьба имела безрассудство помешать ему.

Винтовка ударилась о палубу и выстрелила, пуля рикошетом отскочила от фальшборта и просвистела над их головами.