Джастин Скотт - Девять драконов

— Ее отец, — закончил Альфред фразу.

— Нет, — сказала быстро Вивиан. — Нет, он не был таким. Ты не знаешь Дункана, — Вивиан отвернулась. Она почувствовала, что подступают слезы.

Альфред Цин улыбнулся:

— Я догадываюсь, что у нас есть что-то общее. Правда?

К концу марта, меньше чем за четыре месяца до переворота, атмосфера меланхолии обуяла Коронную колонию, и американский кантри и западная музыка, к которой всегда питал склонность Гонконг, вдруг взлетели на новый пик популярности. Уходя корнями в шотландскую традицию, сладко-горькая музыка успокаивала нервы экспатриантов и очаровывала китайцев, которые принимали ее близко к своим сентиментальным сердцам.

Старые записи неожиданно стали новыми любимцами, и прекрасно оснащенные киностудии превратили Пэтси Клайн и Хэнка Вильямса в поп-звезд. Они словно заново ожили в музыкальном видео, испеченном на основе клипов из фильмов сорокалетней давности, которые раскрасили, компьютерно наворотили и набили лазерной пиротехникой. Записи Вилли Нельсона шли на «ура» и каждый филиппинский оркестр в колонии шлепал по округе в ковбойских ботинках и шляпах и стряхивал пыль с гитар прадедушек.

«Я сошел с ума» было хитом номер один; «Воскресная утренняя прогулка» сочилась из радиоприемников такси, водители которых никогда не были в церкви и никогда в жизни не бродили тихо и спокойно по улицам; «Я так одинока, что могу заплакать» шныряла среди толпы на рынках. Но самые забойные хиты крутились на радио экспатриантов, и дюжины кантонских станций вторили им потом, гоняя «Сладкие мечты». Даже неторопливый свинговый оркестр в отеле «Мандарин» попал в эту струю, и уши Викки невольно заглатывали его звуки, когда она взбиралась наверх по лестнице на утренний чай с Вивиан Ло.

Вивиан послала вежливую записку из Шанхая, сообщая, что она наткнулась на Альфреда Цина, и предлагая встретиться и поговорить, когда она вернется в Гонконг. Викки ответила тоже вежливой запиской, и теперь они наконец собирались встретиться.

Она увидела Вивиан, терпеливо ждущую в короткой очереди позади нескольких туристов. Она казалась чопорной и правильной в красном костюме из шелка и очках в золотой оправе.

— Я закажу нам столик.

— Не о чем беспокоиться. Это займет одну минуту.

Викки приподняла бровь в направлении хозяйки ресторана, и та бросилась к ней с излиянием слов:

— Пожалуйста, идите сюда, мисс Макинтош. Как мило видеть вас здесь опять.

— Добрый день. Это Вивиан Ло — старый друг Макинтошей-Фаркаров.

— Очень рада познакомиться с вами, мисс Ло. Извините, что заставила вас ждать.

Вивиан заказала зеленый китайский чай. Викки попросила дерджилингский.

— Посмотрите на нас, — сказал она, заметив, что Вивиан выглядит очень хорошо — блестящие волосы и здоровый румянец на щеках. — Две дамы пьют чай, и за ними никто не ухаживает.

— Я иногда думаю, как это бывает, когда к тебе всегда относятся так по-доброму, — сказала Вивиан, кивая, чтобы успокоить хозяйку.

— Извините.

— Так, ничего. Просто мимолетная мысль.

— Вы имеете в виду, что это как вырасти дочкой тайпана? — спросила Викки. — Потрясающе — что касается внешнего мира. Но дома родители — то, на что они похожи, а не то, что они есть на самом деле.

— Беженцы.

— А кем они были до того, пока стали беженцами? Знаете, это забавно, но я не знаю о вас кроме того, что отец сказал, что вы были стипендианткой.

Она чуть не сказала, что Вивиан была «одной из стипендиаток», но вовремя спохватилась.

— Мой отец был учителем в Китае.

— Аристократ.

— Учительство потеряло свою высокую марку во время «культурной революции», — сухо ответила Вивиан.

— Тогда что же он делал в Гонконге?

Викки увидела холодную ярость в глазах китаянки, похожую на свет, который сияет сквозь алмаз, и поняла, что ей лучше сдержать свой покровительственный тон, если она хочет заключить мир.

— У моего отца было несколько работ в Гонконге. Он был оператором штамповального станка днем и готовил в ресторане по ночам. Потом моя мать помогла ему начать ряд дел, которые не удались. Наконец он стал вырезать печати, заведя свой маленький магазинчик на Вестерне, — итак, его история кончается счастливо.

— А ваша мать?

— Она эмигрировала в Канаду в прошлом месяце, в Торонто, вы знаете. Она не смогла попасть в Штаты. Я боюсь за нее. Торонто показался мне холодным городом, где чувствуешь себя одиноко.

— Альфред Цин говорит, что там есть большой китайский квартал.