Вильям Кобб: Клуб Мертвых

Женщина, закутанная в плащ, с лицом, закрытым черной вуалью, появилась в окне и наклонилась вниз.

Двери суда быстро распахнулись, и приговоренный появился при свете факелов, которые несли солдаты.

Это был молодой человек высокого роста, крепкого сложения; при желтоватом свете факелов можно было ясно различить черты его лица, дышавшего энергией и благородством. Голова его была обнажена. Коротко остриженные волосы еще более подчеркивали его молодость.

В ожидании казни, уже назначенной на следующий день, приговоренного должны были отвести в тюрьму.

Так как для этого необходимо было пройти по людным улицам, то в помощь жандармам был дан еще небольшой отряд солдат.

Жак со связанными руками ожидал приказа идти.

Вдруг он вскинул голову...

Незнакомка в окне подняла руку и взмахнула платком...

Молодой человек вздрогнул, но тотчас же овладел собой и дважды наклонил голову.

— Вперед! — послышалось позади него.

Но, погруженный в свои мысли и глядя на окно, на которое, кроме него, никто не обращал внимания, Жак ничего не слышал.

Тогда его взяли за плечо и грубо толкнули вперед.

Что-то вроде стона вырвалось из груди молодого человека, он дернулся, как бы порываясь бежать, но вдруг на его губах мелькнула улыбка.

— Идемте! — сказал он.

Мрачное шествие тихо тронулось в путь среди молча расступавшейся и кланявшейся толпы...

Тюрьмы были переполнены, поэтому приговоренного заперли, для большей безопасности, в Большую Башню, стоящую при входе в гавань.

Секретарь суда зачитал приговор. Казнь была назначена на следующий день, в семь часов утра, на эспланаде Арсенала.

После исполнения этой формальности дверь камеры затворилась, и Жак остался один.

Внутри было совершенно темно, снаружи доносились шаги часовых и их голоса, шум моря смешивался с глухим воем ветра и треском корабельных мачт.

Жак стоял неподвижно, опершись о стену, и думал… Печальные думы!

Итак, все было кончено. Едва начатая жизнь вдруг прерывалась. Полный жизни и энергии человек через несколько часов должен был превратиться в труп… А между тем, если бы кто-нибудь могвзглянуть влицо осужденному, то увидел бы, чтонаего лице мелькает улыбка… Его пристально устремленные во мрак глаза, казалось, видели перед собой нечто…

Жак знал, что он погиб, и в то же время сомневался… Будто какое-то кабалистическое заклинание, с его губ сорвалось имя:.

— Мария! Мария!

На башне раздался бой часов.

Десять… Оставалось еще девять часов жизни.

В эту минуту Жак услышал снаружи шум шагов, приближавшихся к его двери. В замке зазвенел ключ, затем тяжелая дверь со скрипом отворилась.

Безумная надежда промелькнула в голове Жака. Но через мгновение она сменилась разочарованием.

Это был тюремщик. Капюшон плаща скрывал его голову так, что видны были только одни глаза и густая длинная борода.

В руках у вошедшего был фонарь.

— Что вам от меня надо? — отрывисто спросил Жак. — Неужели меня не могут ни на минуту оставить в покое?

Тюремщик, не отвечая ни слова, запер дверь, затем, подойдя к Жаку, откинул с головы капюшон.

— Узнаете ли вы меня, маркиз?— спросил он. Жак внимательно поглядел на него.

— Пьер Ламалу! — вскричал он.

— Да, Пьер Ламалу, — сказал тюремщик, — Ламалу, знавший вас крошечным ребенком, и теперь в отчаянии…

— Что делать! — перебил его Жак. — Это война, я побежден и плачу за это… Я исполнил только свой долг, как другие будут исполнять его после меня…

—Да, да, я знаю, — сказал тюремщик, печально качая головой; — Они говорят, Что вы бунтовщик и что нужно дать пример… Но я знаю, что вы добры и могли желать только добра.

— Друг мой, — отвечал Жак, — сочувствие такого честного человека, как ты, будет моим лучшим и последним утешением.

— Погодите, — сказал Ламалу.

Он подошел к двери и прислушался. Снаружи все было тихо. Тогда он снова подошел к Жаку.

— Видите ли, — сказал он, — я взялся за скверное ремесло, но у меня жена, дети… двое детей… надо как-то жить… Я часто упрекал себя, что взял это место, но теперь я счастлив, что бедность принудила меня к этому…

— Что ты хочешь сказать?

— Вы говорили, господин Жак, что сказанные мною несколько слов будут вашим последнимчугешением… Я не думаю этого, потому что принес вам. другое…;

— Я не понимаю тебя…

Ламалу распахнул плащ и вынул из-за пояса тщательно сложенную бумагу.

— Письмо! — вскричал Жак.