Вильям Кобб - Клуб Мертвых

Это грубое существо любило своего сообщника, своего главаря дикой, безотчетной любовью.

И однако… Он убил «Поджигательницу».

Следователь продолжал:

— Подумайте о том, что вы делаете. Из всех преступлений Бискара самое ужасное это — зверское убийство женщины. Он подверг ее самым страшным мукам, какие только существуют на свете…

— Молчите! — простонал Дьюлуфе.

— Когда она умирала, в последних муках агонии она заклинала вас отомстить за нее…

— Да молчите же!

— Вы слышали все подробности этой ужасной сцены? Он привязал ее к постели, сложил около нее целый костер и, подпалив его, подло убежал, тогда как позади него огонь начинал разрушать человеческое тело.

Удары падали без перерыва на ум и сердце Дьюлуфе. Он чувствовал, что сходит с ума.

В нем происходила страшная борьба. Ему казалось, что он слышит крики несчастной: «Дьюлу! Отомсти за меня!»

Да… Она приказала. Надо было повиноваться. Ведь Бискар поступил низко и подло!…

— Где Бискар? — спросил следователь.

Губы арестанта зашевелились. Он открыл уже рот, как бы желая что-то сказать…

— Нет! Нет! — вскричал он вдруг. — Бискар умер!… Лучше умереть, чем говорить!…

Он вспомнил слова хирурга, и не доверяя своей твердости и желая замолкнуть навсегда, он быстрым движением сорвал повязки со своих ран. Кровь хлынула потоком…

Он пошатнулся… протянул руки вперед и без чувств упал на паркет…

Он не выдал Бискара…

Мюфлие первый очнулся от обморока, в который швырнул его удар по голове. Сколько времени прошло с тех пор, он не мог сказать.

Первое, что поразило его, была царившая вокруг темнота. Ему показалось, что он ослеп, и при этой мысли мороз продрал его по коже.

Но мало-помалу ум нашего друга приобрел свою обычную ясность, и первым результатом его деятельности была мысль, что если он не видит ничего, то это потому, что теперь ночь или, по крайней мере, место, где он находится, погружено в глубокий мрак.

Что это было за место?

Мюфлие хотел поднести руку к голове, которую он чувствовал не совсем в порядке… Тщетное усилие, его руки и ноги были крепко связаны.

— Э! Да это ясно! — сказал себе Мюфлие. — Я попал в руки маркиза!

Да, это непременно так! Маркиз не мог обойтись без него. Надзор в доме был лучше, чем это казалось… За ним следили… И снова захватили его… Ба! Беда невелика! Придется только на время отказаться от любви, от кутежа и снова начать эту сладкую жизнь, украшенную дичью и почтенными по возрасту бутылками…

Но… Однако… Многое оставалось еще темным и непонятным. Мюфлие вспомнил грязную улицу, внезапно открывшуюся дверь кабака, потом страшный удар по голове чем-то тяжелым.

Неужели маркиз, джентльмен, подстерег их в этой трущобе? Гм! Это выходит за пределы вероятного…

А Кониглю? Что с ним сталось?

В уме Мюфлие снова возник четко сформулированный вопрос:

— А где находится он сам, Мюфлие?

Он передернул плечами, что было возможно и что позволяло ощутить свойства почвы, на которой он лежал.

Пришлось поставить к вопросу многочисленные вопросительные знаки.

Спина Мюфлие ощутила холодную влажность.

В ту же минуту он почувствовал легкое, плавное покачивание, на которое сначала не обратил внимания. Покачивание, не будучи особенно неприятным, действовало, однако, самым странным образом на пустой желудок Мюфлие.

Мобилизовав все силы своего разума, наш друг вывел следующие несомненные заключения:

1. Он лежит в трюме какого-нибудь корабля, лодки, шлюпки, барки…

2. Согласно известным правилам это судно плыло по воде.

3. Несмотря на эти сведения, положение оставалось не менее критическим и таинственным.

Очевидно, судно плыло. Теперь Мюфлие мог расслышать даже журчание воды у его бортов.

Вдруг до слуха нашего друга донесся сухой резкий звук, подобный удару молота по наковальне.

Мюфлие радостно и удивленно вскрикнул. Этот звук был ему знаком. Это было не что иное, как звучное чихание его друга, его спутника, одним словом…

— Кониглю! — позвал Мюфлие.

— Ты? — отвечал Кониглю.

— Где ты?

— Я пока не знаю. А ты?

— Я тоже.

— Ты свободен?

— Нет, у меня связаны руки и ноги.

— Как и у меня!

— У меня спина вся в воде!

— И у меня!

— О, Мюфлие!

— О, Кониглю!

Продолжительное молчание.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Кониглю.

— Ничего… То есть у меня голова ужасно трещит.

— У меня тоже!

— Что же такое было с нами?