Джей Брэндон - Когда бессилен закон

— Что ты намерен поручить мне? — спросила Линда.

Я отрицательно покачал головой.

— Я хочу тебе помочь, — настаивала она.

— Не беспокойся, тебе еще хватит важных преступников, которыми предстоит заняться. Ты можешь приняться за следующее дело.

Я сидел не за столом, а развалился на диване в другой части кабинета. Линда стояла рядом, но я вел себя с нею так же, как Клайд Малиш со мной. Я смотрел не на нее, а в пустой угол потолка.

— Чем это закончится?

— Я не могу позволить себе роскошь продумать все это до конца, — сказал я.

— Черт побери, Марк, ты всегда считал, что видишь за два квартала вперед. Обычно так оно и случалось, поэтому все срабатывало прекрасно. Но сейчас ты имеешь дело с человеком, который всегда видел за три квартала. И он сделает все, что захочет. Все.

— В таком случае, мне, возможно, и вовсе не стоит загадывать на будущее. Может быть, он попадется на свою собственную удочку.

Линда с отвращением выдохнула. Она выглядела донельзя встревоженной, и я представлял себе, как выгляжу сам, развалясь на диване. Линда была на моей стороне. Может быть, она даже любила меня, но она не доверяла мне. И мне сложно было объяснить ей свои чувства. Я и сам не мог в них разобраться, пока не вернулся из судебного зала в свой кабинет. Я был почти счастлив. Меня переполняло чувство свободы и непренужденности. Я освободился от груза сомнений в невиновности Дэвида. Все остальное было неважно. Клайд Малиш может что-то предпринять? Но у меня было больше возможностей, чем у него.

В полдень того же дня я снова был в зале суда, чтобы посмотреть, как приводят к присяге заседателей. Это все, что мне требовалось узнать, но я остался и дальше. Обвинение вызвало своего первого свидетеля, полицейского, который первым оказался на месте преступления — ограбления дома в северной части города. Его свидетельские показания едва не усыпили меня: разбитое оконное стекло, отсутствие следов крови и отпечатков пальцев, перечень похищенных вещей, — но присяжные, похоже, слушали с интересом. Любопытно, подумал я, многих ли из них когда-нибудь грабили? Теперь уже невозможно подобрать присяжных так, чтобы хоть один из них в прошлом сам не оказывался жертвой преступления.

Это был конец судебного дня. Судья Маррокуин не отличается энтузиазмом в работе и обычно занимает сторону обвинения. Он знал, что обвинители предпочтут изложить суть дела в один день, чтобы присяжные не забыли за ночь детали.

Снова Клайд Малиш, казалось, игнорировал мое присутствие, но судебные адвокаты знали, что я здесь, а мои подчиненные — в особенности. Вряд ли им доставляло удовольствие иметь за спиной окружного прокурора. Хотя Фрэнку Мендиоле это, должно быть, нравилось — такой уж ненормальный он был. Я уверен, что он опрашивал свидетеля-полицейского так долго именно потому, что знал: босс наблюдает за его работой.

Он изобразил удивление, увидев меня, но, тем не менее, громко произнес мое имя и поздоровался за руку. Мерилин Эббетс, его сообвинитель, похоже, испытывала к нему чувство омерзения. Мы подождали, пока команда «нехороших» парней прошла мимо нас к выходу, и только после этого я спросил:

— Надежное дело?

— Могло бы быть и лучше, — сказал Фрэнк. — Но мы его все равно достанем.

— Пойдемте в мой кабинет, и там вы мне все расскажете.

Они удивились, но, конечно, пошли. Фрэнк начал рассказывать.

Ему всего лишь тридцать, он самый молодой из старших обвинителей. Это честолюбивый мальчишка, но вовсе не такой умный, как ему кажется. До сегодняшнего дня он относился ко мне со снисходительным уважением. Я участвовал в выборной кампании как судебный обвинитель, но Фрэнк знал меня только в качестве защитника. Он, по-видимому, должен был испытывать ко мне чувство благодарности за то, что я дал ему эту работу, возможно, так оно и было, но это его явно тяготило. Он сам был профессиональным обвинителем, но никогда никем иным. Мерилин немного задержалась в коридоре, но была достаточно близко, чтобы все слышать. В моем кабинете она развернула кресло так, чтобы видеть лица нас обоих. Она знала о репутации Фрэнка: о том, что к нему нельзя поворачиваться спиной и оставлять одного в кабинете, если хозяин этого кабинета может сделать что-то хорошее для него и что-то плохое для тебя.

Я снова спросил о том, надежное ли это дело. Фрэнк оказался в сложном положении: ему хотелось подчеркнуть уверенность в себе и в то же время показать, что если он выиграет, то исключительно благодаря своим талантам, а не природе или особенностям дела.