Джей Брэндон - Когда бессилен закон

Моим дорогим Йоланде и Элене

— Мы заслужили этот праздник, — сказал я, на редкость неудачно выбрав время.

Мы собрались за столом небольшой группой сослуживцев, все веселые, кроме Линды. Ей чуждо было наше веселье, и к общему торжеству она не присоединялась. Когда застолье перешло в обед и пополнилось новой партией напитков, я заметил, что взгляд Линды стал отсутствующим. Постепенно мы с нею оба начали как бы удаляться от остальной компании из пяти или шести участников. И когда присутствующие перешли к взаимным тостам, воскрешая в памяти моменты пережитого триумфа, мы с Линдой незаметно обменялись взглядами, а затем начали тихую беседу на своем конце стола.

— Это традиция, — сказал я ей.

— Но очень по-детски, — отозвалась она и безусловно была права.

— Да, они дети.

Но не я. Внезапно годы, проведенные нами с Линдой, словно сомкнулись вокруг нас, незримые для пировавших рядом «детей». Я потянулся к ее руке, но вспомнил, где мы находимся, и мои пальцы замерли возле ее лежащей на столе ладони. Линда взглянула на наши руки, на меня, и легкая улыбка тронула ее губы. Это было все веселье, на которое она оказалась способна.

— Тебе никогда не бывает весело на празднествах, — заметил я.

— Нет. Просто я предпочитаю задумываться о будущем.

— Вспомни... — невольно начал я, однако тут же понял, как это неуместно.

Неожиданно я почувствовал, что пора уходить. Затем я отметил, что мы прошли мимо автомобиля Линды, а дом ее находился по пути к моему.

— И что, они всегда так радуются, если засадят кого-нибудь за решетку на пятьдесят лет? — спросила Линда.

Я задумался. Нет, тюрьма тут была совершенно ни при чем.

— Количество лет — это всего лишь способ отсчета. Судебные обвинители обычно не испытывают чувства злобы к подсудимому как таковому. Фактически личность его особого значения не имеет.

Линда покачала головой. Мне захотелось переменить тему разговора, но я ничего не смог придумать, а потому просто замолчал. Когда мы подъехали к ее дому, Линда не стала ни приглашать меня, ни прощаться, поэтому я просто последовал за нею по пешеходной дорожке. Порыв ветра толкнул нас друг к другу, и мы пошли рядом, касаясь друг друга плечом. Войдя в дом, мы укрылись от ветра, но не от холода — оказалось, что Линда, уходя утром, не включила отопление. В доме было зябко и темно, как в пещере.

— Прохладно, — сказал я.

— Не особенно.

Линда включила свет.

— Ты замерзла больше меня.

Я обнял ее рукой в подтверждение сказанному.

Линда скрестила руки на груди, однако не покраснела. Интересно, краснеют ли вообще темнокожие? Правда, я не раз замечал, как иногда вспыхивает ее лицо. От гнева, от быстрой ходьбы. От жары.

На стене мирно тикали часы. Я отвел от них взгляд.

— Может быть, приготовить кофе? — спросила Линда, и тон ее при этом был нейтрален, как Швейцария.

— Нет.

Линда хотела пройти мимо меня. Я задержал ее. Она еще не успела накинуть что-нибудь теплое. Ее блузка была тонкой и податливой, будто вторая кожа. Гладкая ткань скользнула под моими пальцами.

— Марк... — начала Линда.

Это прозвучало так, словно она собиралась сообщить о каком-то важном решении, но она не стала продолжать. Когда я взглянул ей в лицо, чтобы показать, что внимательно слушаю, я осознал, как близко друг к другу мы находимся. Ее влекущие губы были совсем рядом. Мы поцеловались для пробы. Это могло быть легким прощальным поцелуем, а могло закончиться взрывом безумной страсти на ковре. Каждый из нас, казалось, ждал инициативы от другого. Я притянул Линду ближе. Она обхватила руками мою шею. Кожа ее под блузкой по-прежнему была холодной, но мгновенно теплела под моими руками, где бы я ее ни коснулся.

— Линда...

Создалась атмосфера нерешительности. Если Линда ничего не скажет, это сделаю я.

— Неужели ты полагаешь, что в такое время я способен отказаться от своих претензий?

— Шшш! Уже слишком поздно для серьезного разговора.

— Еще вовсе не поздно...

Когда зазвонил телефон, я непроизвольно дернулся. Аппарат стоял совсем рядом с нами, на столике у двери. Я набрался мужества и дал ему прозвонить еще несколько раз, но Линда взяла трубку.