Джон Джойс - Файлы фараонов

На протяжении следующего рабочего дня в центре микроэлектроники Теодор Гилкренски мысленно постоянно возвращался к Мэри Энн Фоули. Он решил даже провести небольшое расследование, однако, как оказалось, никто ничего не знал о его новой знакомой. Во время перерыва на ленч Тео отправился в один из самых солидных книжных магазинов города, кое-что купил там и исполнился твердого намерения провести вечер у аппарата для чтения микрофильмов.

Но Марии в библиотеке не было. Гилкренски подхватил книги и вышел в университетский двор, то и дело посматривая на прогуливавшихся по кампусу студентов.

Склонившуюся над пачкой бумаг фигурку с копной рыжих волос он увидел в тихом уголке под вишневым деревом. Мэри Энн увлеченно беседовала о чем-то с… молодым человеком.

Чувства Тео смешались. Наиболее острым было ощущение предательства: значит, самым сокровенным она делилась не только с ним. Был и обыкновенный страх: уж не с этим ли парнем она делит кров, возможно, он даже разделяет ее взгляды… любит ее…

И было чувство огромного облегчения: он все-таки нашел ее!

Несколько мгновений Гилкренски следил за раскрасневшимся в споре лицом Мэри Энн, блеском ее глаз, игрой солнечных лучей в медных волосах. Затем, набравшись мужества, он преодолел полтора десятка разделявших их метров.

— Привет! Тебя что, опять выгнали из библиотеки? Мария подняла голову от листа бумаги.

— Нет, — ледяным тоном ответила она. — Просто приятно погреться на солнышке. А потом мне нужно обсудить кое-что с Лайэмом. Ты же прекрасно знаешь, что в читальном зале это невозможно.

— Как дела? — Привстав, молодой человек обменялся с Тео рукопожатием.

— Познакомься с моим другом, — сказала парню Мэри Энн. — Тео называет себя цыганом, но живет почему-то в отеле. Вчера вечером я объясняла ему свою теорию устройства вселенной.

— Рад встрече, — улыбнулся Лайэм. — У тебя не появилось мысли, что она немного не в себе?

— По крайней мере Тео ни разу не расхохотался во время нашей беседы, — строго заметила Мария. — К тому же он — состоятельный цыган. Ему можно было все рассказать.

— В семье от ее бредней приходят в ужас. — Фамильярность, с которой Лайэм произнес эту фразу, болью отозвалась в сердце Гилкренски. — Вернувшись из Африки, Мария помешалась на таинствах магии, первобытных плясках и прочей экзотике. Думаю, мать не захочет пойти с ней вместе к мессе — из страха, что она перепугает святого отца.

— Но это не так. Я всегда с уважением отношусь к тому, во что верят другие.

— А ты ее понимаешь? — поинтересовался Лайэм. — Сдается, людей, способных ее понять, просто не существует.

— Пока не совсем, — признался Тео. — Но вот этот человек Марию бы понял. Похоже, она с ним мыслит одинаково, а я точно знаю, что он уж никак не сумасшедший. — Гилкренски протянул девушке купленную днем книгу Фритхофа Капры. На обложке значилось: «Дао физики».

Мария улыбнулась, и в глазах Тео сверкнула искра надежды.

— Ох, Тео! Так ты не разыгрывал меня. Я с ног сбилась, разыскивая эту книгу!

— Сразу видно человека незаурядного, — протянул Лайэм, вставая. — Не многие решатся пуститься на поиски Мэри Энн после того, как хотя бы раз выслушают ее теорию. О тех же, кто разделяет ее взгляды, я лучше умолчу.

— Но ты-то решился, — со значением заметил Гилкренски. Молодой человек улыбнулся:

— По необходимости. Я ее брат. Уверен, мы еще встретимся.

Он подмигнул обоим.

После этого они виделись каждый день. Часами бродили по берегу реки, заглядывали в букинистические магазины, ходили, болтая обо всем на свете, по паркам. Вечерами сидели в ее квартирке на последнем этаже викторианского особняка, этаком ласточкином гнезде на Ватерлоо-роуд, красным вином запивая обжигающе горячую пиццу. В первую же ночь, в спальне, наполненной ароматом благовонных свечей, они занялись любовью, и Мария вжималась в него с пугающей ненасытностью. Позже, когда порыв неистовой страсти утих, она тихо, почти беззвучно разрыдалась в его объятиях.

А потом Тео лежал и смотрел, как она спит в мягком сиянии свечей, и пытался разгадать загадку этой поразительной, непостижимой женщины. Утром, после того как они вновь любили друг друга, Гилкренски осторожно спросил, чем были вызваны ее слезы. Однако была ли их причиной радость от встречи или же печальное воспоминание, так и осталось для него тайной. В ответ Мария только улыбнулась.

Следующей весной они стали мужем и женой. Бракосочетание вышло бесшабашно-веселым — таким, каким оно и должно быть в глубинке Ирландии. Отец Марии с трудом скрыл облегчение, ее сестрам едва удалось спрятать ревность, а братья собрали из захмелевших гостей компанию смельчаков, готовых искупаться ночью в океане.