Через несколько дней случилось седьмое изнасилование.
В ночь с субботы на воскресенье в приемную поступил анонимный звонок: на капоте машины сидела девушка в разорванной одежде и рыдала. На место происшествия немедленно выехала оперативная бригада.
Карабинеры приехали на несколько минут раньше, чем полиция, также поднятая по тревоге анонимным звонком. Один человек звонил или двое, установить не удалось.
Карабинеры отвезли девушку в «скорую помощь», куда сразу же приехал и Кити с одним из своих людей, снятых с ночного дежурства.
«Почерк тот же, но в этот раз преступник действовал с большей жестокостью и меньше контролировал себя», — подумал Кити. Как будто насильник переживал период эволюции — вернее, регресса — простого изнасилования ему уже не хватало.
Он жестоко избил девушку — и перед тем, как ее изнасиловать, и даже после. В остальном он действовал как обычно. Ударил по голове сзади, перенес жертву в полуобморочном состоянии в заброшенный подъезд старого дома, избил, надругался над ней, приказав не поднимать головы, снова избил, велел не выходить из подъезда на протяжении пяти минут, начал считать вслух и исчез.
Как и все остальные жертвы, девушка тоже не отличалась красотой. Очень худая, почти костлявая, коротко стриженная, скованная и похожая на мальчика. Отвечая на вопросы в кабинете «скорой помощи», она щурилась и вертела в руках толстые старые очки, которые он сломал.
Она ничего не могла сказать о внешнем виде насильника. Как и все остальные девушки. Только о голосе. С присвистом и металлическими нотами, этот голос как будто принадлежал человеку из другого мира. Она так и сказала — из другого мира. У Кити по спине пробежал холодок.
На этот раз девушка возвращалась не из ночного клуба, бара или кафе. Она шла домой от подруги. Они вместе занимались, и она привыкла возвращаться поздно. Всегда ходила одной и той же дорогой, и никогда ничего не случалось. До этого вечера.
— Хорошо, синьорина, спасибо. Сегодня мы больше не будем вас утомлять. Мы позвоним вам завтра и, если вы будете чувствовать себя лучше, пригласим в отделение подписать официальное заявление. Если вы вдруг вспомните что-нибудь еще, обязательно сообщите нам. Иногда даже мелочь может оказаться очень важной для следователя, даже если потерпевшему она представляется незначительным пустяком. Спокойной ночи.
Ерунда, думал он, возвращаясь в казарму.
Ерунда из руководства молодого следователя. Он хорошо учился в академии. Прочел все учебники, специализированные издания, журналы. Но реальная жизнь не имела ничего общего с книжной. Она жестоко издевалась над ними и не давалась в руки, как тот подонок, которого они безуспешно искали.
Они кое-что нащупали — если быть точным, Кардинале кое-что нащупал, — и вот, пожалуйста, этот мерзавец каким-то образом это прознал. И тут же сменил метод. Больше никаких ночных заведений. Просто улица, где ловить его — все равно что хватать руками тающую струйку дыма. Почему? Как он догадался, что они напали на его след?
А может, все это тоже ерунда? Он действовал наугад, а они после стольких месяцев расследования так ничего и не поняли.
Совершенно ничего.
Он медленно сжал ладонь в кулак и ударил себя костяшками пальцев по лбу. Один, два, три раза, пока не почувствовал боль.
Карабинер за рулем «альфа-ромео» покосился на него, не отрывая взгляд от дороги.
Наступил август, одинаково жаркие и беспокойные дни сменяли друг друга. Даже ночью воздух оставался настолько плотным, что, казалось, окутывал все тело теплым влажным полотном.
Как-то вечером мы шли по набережной в районе рынка, там, где на песке лежат днищем кверху рыбацкие лодки. До середины августа оставалась еще неделя или чуть больше. Как всегда, говорил Франческо. Периодически он делал паузы, чтобы я тоже мог вставить реплику, но никогда к ней не прислушивался. Стоило мне умолкнуть, он либо возобновлял разговор с того места, на котором остановился, либо менял тему.
Неожиданно он заговорил о том, что нам нужен отпуск. Надо взять машину — лучше мою, она удобней, — и уехать. Например, в Испанию. Просто так, не бронируя мест в отеле.
В пути можно сделать пару остановок, а захочется, и больше. Допустим, зависнуть на несколько дней где-нибудь во Франции. В общем, делать, что душе угодно.
Я сразу согласился. И, сам устыдившись своего возбуждения, подумал, что такая поездка обернулась бы чем-то вроде патетического эпилога.
Читать дальше