Стивен Кинг - Недомогающая

Перевод с английского: А.В. Грищенко

Уже как неделю мне снится один плохой сон, хотя это, должно быть, осознанный сон, так как мне всегда удается прервать его, прежде чем он превращается в кошмар. Вот только в этот раз он, кажется, преследует меня, потому что мы с Эллен не одни. Что-то под нашей кроватью. Я слышу, как оно чавкает.

Вы же знаете каково оно, когда вы не на шутку напуганы, так ведь? Кажется, что сердце останавливается, язык припадает к нёбам, кожа холодеет и по всему телу прокатываются мурашки. И вместо того, чтобы цепляться друг за друга, шестеренки в голове просто напросто крутятся и весь двигатель нагревается. Я близок к тому, чтобы закричать — кроме шуток. Я думаю: « Это та штука, на которую я не хочу смотреть. Это та штука на сидении возле окна .»

А затем я вижу вентилятор над своей головой, его вращающиеся на самой низкой скорости лопасти. Вижу щель раннего утреннего света, пролегающую между затянутыми занавесками. Вижу седеющий пучок волос Эллен на другой стороне кровати. Я здесь, в Верхнем Ист-Сайде, на пятом этаже, и все в порядке. Это был всего лишь сон. А что до того, что под кроватью…

Я сбрасываю с себя одеяло и соскальзываю на колени, словно человек, который собирается помолиться. Но вместо этого я приподнимаю покрывало и заглядываю под кровать. Сперва я вижу только темное очертание. Затем голова этого очертания поворачивается и передо мной блестят два глаза. Это Леди. Она не должна быть там и я думаю, что она об этом знает (сложно сказать, что знает или не знает собака), но я, должно быть, оставил дверь открытой, когда ложился спать. Или, может быть, задвижка не закрылась как следует, и та открыла дверь своей мордой. Она, по всей видимости, принесла с собой одну из своих игрушек из корзины в прихожей. По крайней мере это не голубая кость или красная крыса. У этих игрушек пищалки внутри и они бы уж точно разбудили Эллен. А Эллен нужен покой. Последнее время она недомогает.

— Леди, — шепчу я. — Леди, а ну-ка выходи оттуда.

Она лишь смотрит на меня. Она стареет и уже не так твердо стоит на ногах, как когда-то, но она — как говорится — не глупая. Она под стороной Эллен, где я не могу ее достать. Если я повышу голос, то ей придется выйти, но она знает (я вполне уверен, что знает), что я не сделаю этого, поскольку если я повышу голос, то это уж точно разбудит Эллен.

Словно в доказательство этому, Леди отворачивается от меня и чавканье начинается вновь.

Что ж, с этим я справлюсь. Я живу с Леди уже одиннадцать лет, почти половину своей супружеской жизни. Существуют три вещи, которые заставляют ее подняться. Первая — позвякивание ее поводка и крик «Лифт!». Другая — стук ее миски об пол. Третья…

Я встаю и через короткий коридор иду на кухню. Из буфета я достаю упаковку «Снэкин слайсез», не забыв потрясти ею. Мне не приходится долго ждать, чтобы услышать приглушенный топот спаниелевых лап. Пять секунд — и она на месте. Она даже не удосуживается захватить свою игрушку.

Я показываю ей один из кусочков в виде морковки и кидаю его в гостиную. Может быть и немного подло, и я знаю, что она не хотела пугать меня до полусмерти, но ей это все же удалось. К тому же этой старой толстухе не помешает подвигаться. Она бежит за лакомством. Я задерживаюсь, чтобы включить кофеварку, и иду обратно в спальню. Я тщательно закрываю дверь до конца.

Эллен все еще спит, и у раннего подъема есть одно преимущество: не нужен будильник. Я отключаю его. Пусть еще немного поспит. У нее бронхиальная инфекция. Некоторое время я был напуган по этому поводу, но теперь уже она идет на поправку.

Я иду в ванную и официально начинаю день чисткой зубов (я читал, что по утрам ротовая полость человека абсолютно безжизненна в бактерицидном плане, но привычки, приобретенные в детстве, бросать нелегко). Я включаю душ, настраиваю его до нужной теплоты и становлюсь под него.

Душ — это то место, где мне лучше всего думается, и этим утром я думаю о своем сне. Он навещал меня пять ночей подряд. (Но кто считает.) Ничего поистине ужасного не происходит, но в каком-то смысле это то и хуже всего. Потому что во сне я знаю — знаю наверняка — что нечто ужасное таки произойдет. Если я это допущу.

Я в самолете, в бизнес-классе. Я сижу на месте у прохода, где и предпочитаю сидеть, чтобы мне не приходилось протискиваться через кого-то, если я хочу пойти в туалет. Мой откидной столик опущен. На нем лежит пачка орешков и какой-то оранжевый напиток, похожий на «водочный рассвет» — напиток, который я никогда не заказывал в реальной жизни. Полет проходит гладко. Если тучи и есть, то мы выше их. Салон заполнен солнечным светом. Кто-то сидит у окна, и я знаю, что если я посмотрю на него (или на нее, или, быть может, на это ), то увижу что-то, что превратит мой плохой сон в кошмар. Если я загляну в лицо соседа, то, возможно, сойду с ума. Оно может расколоться, словно яйцо, и весь мрак, что находится в нем, может выплеснуться.