Стивен Кинг - Недомогающая

— В вестибюле, так в вестибюле. — говорю я. — В шесть. Если получится, то даже без пятнадцати.

Я ложу трубку и направляюсь к лифтам. Чтобы попасть к ним мне приходится миновать кафе. Билли Эдерли прислонился к дверному проему и пьет «Ноззи». Это невероятно паршивая газировка, но ничего другого у нас не продается. Эта компания — наш клиент.

— Куда вы собрались?

— Домой. Звонила Эллен. Она себя нехорошо чувствует.

— Вы не забираете свой чемодан?

— Нет. Полагаю, что он мне будет не нужен некоторое время. По правде говоря, возможно, он мне никогда больше не понадобится.

— Я работаю над новым направлением рекламы «Потенции». Думаю, что его ждет успех.

— Я в этом не сомневаюсь, — говорю я, и так оно и есть. В скором времени Билли Эдерли ждет продвижение, и я за него рад. — Мне нужно поторапливаться.

— Конечно, я понимаю. — Ему двадцать четыре и он не понимает ничего. — Передавайте мои лучшие пожелания.

В «Эндрюз-Слэттери» мы набираем с полдюжины стажеров в год; именно так и начал Билли Эдерли. Большинство из них превосходны, и поначалу Фред Уиллитс тоже казался превосходным. Я взял его под свое крыло и поэтому моей ответственностью стало уволить его — думаю, что так можно выразиться, несмотря на то что стажеров не нанимают изначально — когда оказалось, что он клептоман, решивший, что наш склад материалов — его личный охотничий заповедник. Бог знает, сколько добра он своровал, прежде чем как-то днем Мария Эллингтон застала его за тем, как он загружал стопки бумаг в свой портфель размером с чемодан. Оказалось, что он был еще и немного психом. Он вышел из себя, когда я сообщил ему, что мы с ним расстаемся. Пит Венделл вызвал охрану, пока паренек вопил на меня в вестибюле, и его вывели силой.

Очевидно, старине Фредди было еще что сказать мне, потому что он начал шататься возле моего дома и выдавать в мою сторону пылкие речи, когда я приходил. Правда, он держался на расстоянии, и копы заявляли, что он просто использует свое право на свободу слова. Но я боялся не его рта. Я не переставал думать о том, что вместе с картриджами для принтера и примерно пятидесятью стопками печатной бумаги он мог стащить канцелярский или инструментальный нож. Именно тогда я попросил Альфредо дать мне ключ к служебному входу, и я начал ходить через него. Все это происходило осенью того года — в сентябре или октябре. Юный мистер Уиллитс отступился и высказывал свои претензии где-то в другом месте, когда погода стала холодной, но Альфредо не просил возвращать ему ключ, и я не отдавал его. Думаю, что мы оба забыли.

И именно поэтому вместо того, чтобы дать водителю такси свой адрес, я прошу его высадить меня через квартал. Я расплачиваюсь с ним, прибавляя щедрые чаевые — это ведь всего лишь деньги — и иду через служебный проход. Я попадаю в неприятное положение, когда ключ не срабатывает, но когда я немного дергаю им, он проворачивается. На стенках грузового лифта висят коричневые стеганые прокладки для перевозки мебели. Образ комнаты с мягкими стенами, в которую меня запрут, думаю я, но это всего лишь мелодрама. Скорее всего, мне придется взять отпуск в офисе, и то, что я сделал бесспорно является нарушением рабочего договора, но…

А что я, собственно, сделал?

И если уже на то пошло, то что я делал последнюю неделю?

— Поддерживал в ней жизнь, — говорю я, в то время как лифт останавливается на пятом этаже. — Потому что я не мог перенести ее смерти.

Она и не мертва , говорю я себе, просто недомогает.

Никудышний слоган, но последнюю неделю он очень хорошо служил мне, а в рекламном бизнесе краткие сроки — это все.

Я захожу в квартиру. Воздух спокойный и теплый, но я не чувствую ничего. Так я себе говорю, и в рекламном бизнесе воображение — это тоже все.

— Дорогая, я дома, — зову ее я. — Ты проснулась? Чувствуешь себя лучше?

Наверное, когда я уходил этим утром, я забыл закрыть спальню дверь, потому что Леди крадучись выходит из нее. Она облизывается. Она одаряет меня виноватым взглядом и, с низко поджатым хвостом, вразвалку направляется в гостиную. Она не оглядывается.

— Дорогая? Эл?

Я иду в спальню. По-прежнему виднеется лишь седеющий пучок ее волос и очертание тела под одеялом. Одеяло слегка скомкано, поэтому я знаю, что она вставала — пусть даже просто сделать себе кофе — и затем снова легла в кровать. Прошлой пятницей я пришел домой, и она не дышала, и с тех пор она много спит.

Я обхожу к ее стороне кровати и вижу, что ее рука свисает с нее. От нее практически ничего не осталось, кроме костей и обвисших кусков плоти. Я пристально смотрю на нее и думаю, что здесь существует два видения. Глядя на это с одной стороны, мне, скорее всего, придется усыпить свою собаку — в действительности, собаку Эллен, Леди всегда любила Эллен больше. Глядя на это с другой стороны, можно сказать, что Леди распереживалась и пыталась разбудить ее. Ну же, Элли, я хочу пойти в парк. Ну же, Элли, давай поиграемся с моими игрушками.