Юрий Волузнев - Черное зеркало

Лариса внимательно слушала Даму, изредка бросая взгляд на ее классический профиль.

— Мне вдруг захотелось подойти к ней, — продолжала та. — Напомнить о прошлом… Я слышала, что она после войны попала в плен и была в лагерях… Ну, думаю, свое отсидела и в России осталась. Ведь, если вы знаете, таких случаев и во времена Наполеона было достаточно, когда пленные французы обрусевали… Короче, на поминки к сотруднице я не поехала, сославшись на занятость, и смешалась с группой ваших знакомых и родственников. Кое-что из разговоров услышала и представилась как ваша случайная знакомая по косметическому кабинету… Да, впрочем, никто и не интересовался… А фамилию вашу в списке кремируемых нашла… С одной дамой разговорилась, с которой мы вместе цветами гроб украшали. Сначала было подумала, что она ваша мама… Очень уж она расстраивалась из-за вас… Потом узнала, что соседка.

— Нина Леонидовна… — прошептала Лариса.

— Вот-вот!.. Именно она. Как раз от нее я узнала, что среди провожающих и ваш брат находится… И все старалась поблизости от Хильды оказаться. Узнает или не узнает, думала… Как вдруг слышу, кто-то ее по имени назвал. Галиной Николаевной!.. Я сразу насторожилась. Поняла, что дело нечисто. И решила не торопиться с дружескими объятиями вновь обретенной приятельницы. — Дама усмехнулась. — Когда у гроба стояли, заметила я и шрам ее знаменитый на руке. Только мне-то сразу татуировка вспомнилась, которую я во время войны хорошо рассмотрела…

После церемонии подошла к брату вашему, Георгию Михайловичу. Тоже представилась как ваша давняя знакомая. Соболезнование выразила. И о так называемой Галине Николаевне справилась. Он тут же очень заинтересовался. Обменялись мы с ним телефонами, а через некоторое время встретились… Я все ему и рассказала. Его мои воспоминания буквально чуть ли не в шок повергли. Но затем он насторожился, словно охотничья собака, и потребовал все имена, подробности… ну и все такое прочее… Кто же мог предполагать, что братец ваш воспользуется моей информацией совершенно недопустимым образом!.. За это и поплатился…

— Расскажите и мне о ее прошлом… — глядя перед собой, прошептала Лариса. — Я некоторое время назад узнала, кем она была в то время. Мне ее сожитель рассказывал… Роман. Которого она за это убила… Но он и сам не много знал. Только тот факт, что она в СС служила. Затем с лесными братьями… А потом в плену оказалась…

Дама кивнула. Закурила.

— Я ее узнала за несколько месяцев до прихода Красной Армии, — начала Дама. — Мне в то время лет двенадцать было. Так что ваша Галина Николаевна гораздо старше меня. Хотя и выглядит несравненно моложе…

— Уже не выглядит… — тихо произнесла Лариса.

— Я понимаю, что она умела омолаживаться. И даже подозреваю, каким именно способом… — кивнула Дама. Затем продолжала: — Так вот… Я была еще девочкой. Красивой девочкой… Я это вам уже безо всякой ложной скромности говорю. Так сказать, с высоты своего возраста… Очень красивая была… Прятались мы с матерью от немцев на одном литовском хуторе. Долго удавалось скрываться. Но все-таки кто-то донес. И — в Шяуляй, в гестапо… А там в это самое время наша с вами знакомая Хильда фон Зигельберг свирепствовала… И вроде бы что ей так надо было из кожи вон лезть в своем рвении! Сама еще чуть ли не девчонка. Белокурая. Красавица. Глазищи голубые, взгляд зачаровывающий… Ей бы любить да любить. А она над людьми издевалась. Настолько была жестока, что даже сами немцы, ее сослуживцы, с ней ссориться опасались. А уж чтобы там до каких-то ухаживаний!.. Как я понимаю, и подступиться не смели. Этакая молодая волчица! Мать мою сначала у себя в застенке замучила, а потом сама и застрелила… Она любила расстреливать. Словно хобби какое-то было у нее… А меня не тронула. Чем-то я ей приглянулась. Все время при себе держала. И заставляла с ней всякими мерзостями заниматься… Я у нее чем-то вроде игрушки была, собачки комнатной… Но даже в постели со своим парабеллумом не расставалась. Бывало, я ублажаю всякие ее прихоти, а у нее палец на спусковом крючке. А когда до экстаза доходила, начинала в потолок палить… Сумасшедшая, одним словом…

Дама обернулась к Ларисе:

— Вас, как я понимаю, она тоже использовала?..

Та молча кивнула.

— У нее была странная привычка в зеркало смотреть, — продолжала Дама. — Именно не смотреться, а смотреть. Не так, как обычно женщины перед своим отражением кривляются. А как-то по-своему… Бывало, как уставится в него, так чуть ли не часами и сидит, словно окаменелая. Глаза раскрыты. Ледяной стужей от них так и веет. Рот в какой-то злой усмешке искривлен — словно она в этом зеркале видит что-то… Я в эти минуты даже дышать боялась. Один раз попробовала что-то сказать — так она меня чуть ли на куски не разорвала…