Монс Каллентофт - Осенний призрак

Что ты болтаешь, Йохен?

Что ты такое рассказываешь ей об аварии? Я не помню никакой вечеринки в Пунта-дель-Эсте. Или все-таки я ее помню?

Я вижу, как ты стоишь на террасе возле своего нового замка и смотришь на море.

Конечно, я хотел выдать тебя.

Чтобы все было как в ковбойском фильме, где актер Джон Уэйн убегает от апачей где-нибудь в горах на границе между Техасом и Мексикой.

Но сейчас я улетел от тебя, Йохен, оставив тебя наедине с твоими проблемами, от которых ты пока не можешь уйти.

Плавай же в своем черном сверкающем замковом рву.

Ты должен знать одну вещь: там, где я сейчас нахожусь, нет суеты, только любопытство и страх и еще тысячи разных чувств, но я пока не могу дать им названия. Теперь мне не нужно держать других на расстоянии, окружать себя рвом. Наконец я свободен от стыда и тревоги.

Вероятно, в отличие от тебя, Малин?

Форс возвращается в номер. Здесь жарко и пахнет плесенью. Кондиционер включается автоматически, когда она заходит. Малин раздевается догола и ложится на постель. Она мечтает об отеле с бассейном, наполненном прохладной водой, глядя на влажные серо-зеленые пятна на потолке и ожидая, когда Харри возьмет трубку.

Четыре часа. Он должен ответить.

Наконец в трубке раздается голос Мартинссона.

— Малин? Что ты делаешь? Как дела?

— Я лежу в самом грязном из всех гостиничных номеров, которые когда-либо видела в жизни.

— Как там погода?

— Солнце. Жара.

— Ты встретилась с Гольдманом?

— Да.

— Ну и?

Из соседнего бара раздается крик, а потом кто-то включает танцевальную музыку на всю громкость.

— Дискотека?

— Притон, — отвечает Малин.

— Экзотика! — восхищается Харри.

— Гольдман утверждает, что это Йерри Петерссон вел машину в ту новогоднюю ночь, а не Юнас Карлссон, вот что я хотела тебе сообщить. Якобы Петерссон был пьян и уговорил своего товарища сказать, что за рулем сидел он, чтобы уйти от ответственности.

Харри молчит.

— Это черт знает что, — говорит он наконец. — Ты веришь ему? Может, он водит нас за нос?

— Не знаю. Но мы должны проверить. Надавить на Юнаса Карлссона. — Тут до Малин доносится еще один крик со стороны бара. — Вы уже говорили с ним?

— Да. Якобссон и Экенберг. Но теперь, по-видимому, им снова придется его навестить.

— А что Фогельшё?

— Они утверждают, что плохо помнят эту катастрофу.

— Они помнят, — говорит Форс. — Можешь в этом не сомневаться.

Малин думает о том, что Гомес только что предлагал ей выпить пива, а она отказалась, несмотря на то что ей страшно хотелось.

Она еще держится.

— Вальдемар и Юхан допросят Юнаса Карлссона еще раз в связи с вновь открывшимися обстоятельствами дела, — продолжает Харри. — Теперь нам еще предстоит допросить родственников тех, кто находился в машине. Что если Юнас Карлссон шантажировал Петерссона? А если кто-нибудь из родственников пострадавших узнал всю правду, могло произойти все что угодно. Сорок ножевых ранений!

— Поговорите с Фогельшё, — напоминает Форс.

— Непременно, — отвечает Харри. — Кто знает, какие сюрпризы готовит нам еще эта семейка… Ты звонила Туве?

«Не твое дело, — думает Малин. — Я не звонила дочери, потому что у нее были уроки».

— Не будем об этом, — она слышит, как недовольно звучит ее голос. — Прости, — поправляется она.

— Успокойся, Малин, — продолжает Мартинссон. — Но ты должна понимать, что никакая работа не может быть важнее твоей дочери.

«Закрой рот, Харри», — думает Малин.

— Стучат в дверь, — говорит она. — Горничная, наверное. Пока.

Полицейский кладет трубку.

Никто не стучал, она просто хотела закончить разговор.

«Йерри, — думает Малин. — Если только это ты сидел за рулем той ночью, значит, ты положил правду в маленький черный сейф и выбросил ключ, так? И достал его только для того, чтобы похвастать на новогодней вечеринке перед Йохеном. Я никогда не открываю своих тайн, потому что не знаю, что из этого может получиться и в чем, собственно, состоят мои тайны. А ты, Йохен, и не хочешь знать, в чем состоят твои. Тебе приятно верить, что можно управлять всем на свете и что мир подчиняется твоей воле».

Малин закрывает глаза, однако тело ее никак не желает успокаиваться.

«Я устала быть грустной, — думает она, — злой и испуганной. Отчего у меня такой же взгляд, как и у Катарины Фогельшё?»

Скоро ей предстоит встретиться с родителями. Гольф. Свинг. Взмахи клюшками. Самое отвратительное из всех видов безделья.