Монс Каллентофт - Осенний призрак

Катарина Фогельшё встает с дивана и подходит к окну. Она показывает в сторону Стонгона и ждет, когда Малин подойдет посмотреть.

— Там, на маленьком островке посредине реки, стояло здание насосной станции, — повторяет она. — Довольно холодное, однако той осенью мне нигде не было так тепло, как там. Никто не знал, что мы с Йерри там встречаемся. Я влюбилась в него по уши, но отец и слышать не хотел о нем.

Катарина замолкает, словно погружается в прошлое, стараясь оживить в памяти дорогие ей мгновения. Малин открывает рот, собираясь что-то сказать, но Фогельшё взглядом приказывает молчать и слушать дальше.

— А потом он уехал в Лунд, но я его не забыла. Я следила за ним на протяжении многих лет, даже когда вышла замуж за того, кого навязал мне отец. Я помнила о Йерри всегда, хотела встретиться с ним, но так и не решилась. Я увлеклась живописью, старалась забыться в работе. Зачем, зачем он вернулся сюда? Зачем ему понадобился этот замок? Этого я никогда не пойму. Если он захотел возобновить нашу связь, почему не позвонил мне? Ведь это так просто.

«Ты могла бы позвонить ему сама», — думает Малин.

— Я должна была позвонить ему сама, — продолжает Катарина, словно читая ее мысли. — Или просто приехать. Послать своих любовников ко всем чертям. Ведь нас больше ничто не разделяло, настало время разобраться с нашими чувствами.

«Ты всегда его любила, — думает Малин, — совсем как я — Янне. Сможем ли мы когда-нибудь с этим разобраться?»

— Йерри когда-нибудь встречался с вашим отцом? — спрашивает Малин.

Катарина Фогельшё не отвечает. Она отворачивается от окна и выходит из комнаты в ванную. Там она долго смотрится в зеркало, но не видит своего отражения. Катарине кажется, будто кто-то держит у нее перед глазами черно-белые фотографии. На них она узнает заброшенное здание насосной станции и двоих молодых людей, уходящих в глубь островка посреди Стонгона.

Таких снимков никогда не было.

И еще она видит поленья в камине и слышит его голос. Тот самый, который хотела слышать всю жизнь.

«Ты помнишь, какой красивой была той осенью, Катарина? Мы осторожно пробирались вдоль Стонгона, стараясь, чтобы нас не заметили, а потом лежали рядом в здании насосной станции. Мы топили старый камин, и нам было тепло. Мы с тобой играли в лето, я гладил тебе спину и делал вид, что смазываю ее кремом для загара».

Новые снимки.

Падает снег. Она сидит у окна в Скугсо и видит человека, направляющегося к запертым воротам замка со стороны леса.

«Ты захотела, чтобы я встретился с твоими родителями, — продолжает голос. — Я приехал, как мы с тобой и договорились, после обеда 31 декабря. Сначала добирался автобусом, а потом шел через лес мимо поля. Я увидел окруженный рвом замок на невысоком холме, у его подножия теснились деревья, словно отодвинутые невидимой могучей рукой.

Я прошел по мосту, перекинутому через ров, и заметил странное зеленое свечение в черной воде.

Твой отец открыл ворота. Он посмотрел на меня и сразу понял, зачем я пришел. Ты тоже меня увидела и поспешила ко мне навстречу. И тогда твой отец закричал, что никогда, никогда этот тип не переступит порога его дома. Он ударил меня, и я побежал вниз по склону замкового холма.

Он гнал меня по мосту через ров и бил зонтиком. А ты кричала, что любишь меня. Я все бежал и бежал, я думал, что и ты побежишь следом. Но когда оглянулся у самой поляны, я не увидел тебя. Замковый холм был пуст, но ворота не заперты. Там стояла твоя мать, Беттина, мне показалось, что она улыбается».

Перед глазами Катарины возникают новые снимки.

Она видит себя у дверей замка. Вот она взбегает по лестнице и бросается на постель. Вот она стоит рядом с отцом. Вот поправляет у зеркала макияж.

«Замолчи! — хочется закричать ей. — Замолчи!»

Но она не может вымолвить ни слова, а голос продолжает.

«Я пришел на вечеринку, ты была там. Я помню Фредрика, он слишком много пил и высоко задирал нос. Я как будто перестал существовать для тебя. Ты даже не смотрела в мою сторону, и это сводило меня с ума. Я пил, стараясь забыться, я танцевал, обнимался с разными девицами, каждая из которых хотела меня. Потом я взял с собой в машину Ясмин, девушку, учившуюся с тобой в одном классе, только для того, чтобы заставить тебя ревновать.

Я хотел почувствовать себя хозяином положения, поэтому и сел за руль, остальное не имело для меня никакого значения. А потом, в поле, на снегу, залитом кровью, я умолял Юнаса Карлссона сказать, что за рулем сидел он, и пообещал ему за это весь мир.