Виктория Платова - Инспектор и бабочка

– А кто такой Нгози?

– Нгози следил за домом. А Раппи – воровка. Она спрятала под юбку целый пакет. Только сначала он выпал, уже в коридоре, когда она шла к лестнице. Раппи подняла его и закрепила под юбкой получше. Я сама видела.

– Из-за тележки?

– Да.

– А если бы она тебя заметила?

– Я умею прятаться.

– Ну, хорошо. Считай, что я тебе поверил. Что было потом?

– Потом… Потом я пошла посмотреть, что случилось с Хлеем.

– Вот так просто?

– Дверь же была открыта…

– Ну да, конечно.

– На Хлее была смешная пижама, у меня тоже есть такая. Только у него с оленями, а у меня с птицами. А еще у него была дыра в затылке. Похожая на открытый рот.

– Рот?

– Ага. Дыра была похожа на рот, открытый от удивления. Ты сам открываешь рот, когда удивляешься, ведь так?

– С чего ты взяла?

– Ты и сейчас сидишь с открытым ртом, – смеется Лали.

– Ты меня поймала, – Субисаррета смыкает губы поплотнее. – Все это очень удивительно. То, что ты рассказываешь.

Это – не совсем правда, не вся правда. То, что девчонка поведала о Лауре, не стало для инспектора особым открытием: еще при знакомстве он решил, что горничная не так проста, как хочет показаться. Смертью эту албанку из Косова не напугаешь, она видела десятки смертей, еще одна погоды не сделает. И в ее спонтанном мародерстве нет ничего удивительного, более того, легко можно предположить, что именно она искала:

деньги и ценности.

Ни денег, ни ценностей следственная группа не обнаружила, так же как и документов покойного. Наверняка, Лаура прихватила и их – для кого-нибудь из своих преступных албанских дружков. Или людей, жаждущих выбраться из тихого балканского ада. За ценой на настоящий, а не поддельный паспорт они не постоят.

Удивляет Субисаррету не воровка-горничная – восьмилетняя девочка, которая демонстрирует пугающий для ее возраста цинизм. Он ничуть не уступает цинизму албанки, но у той за плечами жизнь в одном из самых неспокойных регионов Европы, а ангел…

Где обитал ангел, прежде чем спуститься в номер двадцать семь самой обычной сан-себастьянской гостиницы? Там же, где обитают люди с почти непроизносимыми именами Нгози и Ндиди; где обитает червь раппи, львицы и маленькие антилопы. Где смерть – вполне рядовое событие, что-то из разряда вытирания пыли на мебели и поливки роз. Это реакция Лали на смерть тем более странна, если учитывать ее собственную историю. Мать девочки погибла насильственной смертью, так же как Кристиан-Альваро (а теперь еще – Хлей). Стала бы она сравнивать раны на теле матери (если они были) с открытым в удивлении ртом?

Лали – странная.

Вся ее семья, включая кошек, – странная. Странная и притягательная одновременно; Субисаррета, сам того не желая, привязывается к ним все больше и больше. Но это – не обычная человеческая привязанность, основанная на симпатии и влечении. В ней есть что-то механистическое, как будто Субисаррету и вправду вяжут по рукам и ногам, перехватывают гибкими лианами грудную клетку. Не дают пошевелиться, да и во взгляде девчонки есть что-то гипнотическое. Стоит ей посмотреть на инспектора чуть пристальнее, как он снова начинает испытывать тот безотчетный детский страх, который вызывала темнота под кроватью.

– Я взяла печенье…

– Что?

– Я взяла печенье в номере Хлея. Это ведь не воровство?

– Какое еще печенье?

– На стуле валялись печеньки. Такие маленькие вкусняшки, каждая в отдельной упаковке… Я их люблю, и Мо с Исой всегда отдают мне свои…

Очевидно, Лали имеет в виду крошечные бисквиты, которые подаются в любой кофейне к чашке латте или мокко, выдержке ангела можно только позавидовать. Думать о печенье, находясь в одном пространстве с трупом – не всякому взрослому по плечу.

Взрослому – нет, но у детей своя логика.

Так думает Субисаррета. Старается думать. Старается объяснить эксцентричные поступки Лали ее возрастом, хотя возраст здесь ни при чем.

Здесь что-то совсем иное. Совсем.

– Я решила, что Хлею они больше не понадобятся, ведь так?

Паспорт и деньги тоже не пригодились бы Альваро-Кристиану, лежавшему на кровати с пробитой головой. Так почему поступок Лауры считается воровством, а поступок девчонки заслуживает снисхождения? Самое время прочесть ей лекцию о морали, но, взвесив все за и против, Субисаррета решает не делать этого. В конце концов, у нее есть семья, которая должна была привить ей правила поведения в цивилизованном обществе. И если по каким-то причинам они не сделали этого, не будет этого делать и Икер.