Кристофер Дикки - Кровь невинных

Но я не хотел об этом думать. «Клянусь, что добровольно вступаю...» — я стал повторять про себя текст присяги, но это не помогало. Мысли все время возвращались к газу. Теперь они послали сюда рейнджеров на тренировку, наши ноги ободраны, распухли и кровоточат после путешествия по болотам. Нервная система перегружена от усталости и долгого, утомительного пути в спецодежде МОПП-4, напичканной защитными средствами от химического, биологического и ядерного оружия: прорезиненной тканью, подкладкой с активированным углем, капюшонами и, конечно, противогазами и запечатанными бутылками с соломинками, через которые мы пили воду, как огромные мухи, сосущие нектар из цветков. Иногда мы пересекали тот же самый участок в МОПП-0 — облегченной униформе. Снимали маски и костюмы, у нас не было никаких средств защиты, кроме маленьких аптечек с сывороткой. Но мы не имели права пользоваться ею, пока у нас не начнутся судороги. Интересно, мы должны проходить здесь обучение или на нас ставят опыты? Испытывают новые костюмы, а также смотрят, какой эффект окажут на нас химикаты через несколько лет? Кто знает? Каждый чувствовал здесь какой-то подвох. И даже если на самом деле все было в порядке, нам все равно казалось, что это не так. В этом заключается особенность ведения химической и биологической войны, ты начинаешь сходить с ума, просто думая обо всем этом.

Самое время оправиться. Я тихо пробрался к низкому холмику недалеко от лагеря и выкопал ножом небольшую ямку. Сидя на корточках и оглядываясь по сторонам в сером предрассветном полумраке, я заметил еще одного солдата. Он был черный, я не мог хорошенько рассмотреть его лицо, а он если и заметил меня, то не подал виду. Сначала я подумал, что он пришел сюда затем же, что и я, но потом увидел, что он снимает ботинки. Я закончил свое дело и осмотрелся. Он поливал себя водой из фляги, ополаскивал руки, умывал лицо, тер за ушами и даже вымыл ноги. Наверное, тоже думал о химикатах и пытался их смыть. Затем солдат встал, положив руки на грудь, его голова была опущена вниз, он стал похож на лежащего в гробу покойника. Это не было процедурой обеззараживания. Я не мог понять, что он делает, и оставался в тени, наблюдая. Он стоял лицом к солнцу, первые лучи которого уже забрезжили на востоке. Потом опустился на колени и прижался лбом к земле.

«Проклятие, — подумал я. — Будь я проклят!» Мне стало смешно. Я начал приближаться к нему. Утро стояло тихое, как вода в пруду, и мне приходилось соблюдать осторожность. Было слышно, как трутся друг о друга мои штанины. В ушах стоял шорох расползающегося под ногами песка. Подойдя ближе, я смог рассмотреть лицо солдата. Это был он. Альфа. Его глаза были закрыты, он стоял на коленях, и голова касалась камня на земле. Он что-то бормотал, задрав вверх задницу. Можно было запросто подойти к нему и приставить нож к горлу, как он сделал это со мной. Но я не стал доставать нож. Первый раз я стал свидетелем этого зрелища, похожего на странный и смешной спектакль. Я помнил, как в документальных фильмах о путешествиях и в старых мультиках, которые крутили по воскресеньям утром, показывали ритуал молитвы. И мне показалось, что это неподходящее время для мести.

Он снова поднялся, некоторое время стоял неподвижно, затем слегка потряс головой, словно пробуждаясь от глубокого сна. Не глядя в мою сторону, он вдруг заговорил со мной.

— Знаешь, почему я вычислил тебя в Джорджии?

— По звуку? Ты слышал, как я переползал через дерево.

— Нет, солдат. По запаху. — Он повернулся ко мне. Его глаза, казавшиеся ясными и чистыми в лучах рассвета, были полны злобы, которую я не мог объяснить. — Запаху белого дьявола.

Он ушел, а я остался. Я слишком устал, чтобы двигаться, и был чересчур удивлен, чтобы ответить ему. Он скрылся за маленькой дюной, и тут я обнаружил, что в руке у меня пригоршня песка. Костяшки пальцев побелели. Странное ощущение — ты испытываешь удивление и страх, твое тело будто завязано в узел, но при этом мозг реально оценивает ситуацию. Я посмотрел на стиснутый кулак и разжал его. Песчинки посыпались сквозь пальцы, как время.

На базе Хантер-Филд, неподалеку от Саванны, я вел на удивление спокойную жизнь. Развивал свои лидерские качества, способность к выживанию, навыки убийства, влюбился и даже думал обзавестись семьей. Армия помогла мне упорядочить жизнь, пусть даже не так, как я ожидал.

В первый год службы — это случилось как раз на болотах в Эглине — однажды ночью меня посетила мысль, благодаря которой я выдержал все испытания. Она не покидала меня и во время похода в Дагвей и наконец оформилась как нечто загадочное, но дающее мне власть над собой. В подчинении — сила. В те дни я верил в эту формулу, она стала чем-то вроде сделки, которую я заключил со своей душой. Я как будто перестал быть самим собой. Сосредоточился на этой мысли и руководствовался ею, повторял ее про себя, словно собирался с ее помощью войти в транс, убеждая себя, что можно подчиняться и при этом оставаться сильным. Обычно мне это помогало. Я оставался верен долгу и однажды выбранному пути. Я понимал, что если буду вести себя в армии так же, как в Уэстфилде: отвечать на оскорбления, реальные или вымышленные, говорить людям все, что я о них думаю, то здесь со мной никто не станет церемониться. Да мне и не хотелось этого делать. Особенно когда я стал рейнджером.