Карин Альвтеген - Тень

Если ничего не изменится, развод станет для нее единственным выходом в тот день, когда умрет Аксель.

А если все останется как есть, ей придется навсегда вычеркнуть слово «отлично» из своего лексикона. Он научился притворяться, что спит. Одетый в пижаму, он лежал под одеялом на своей половине двуспальной кровати, улавливая звуки: тихие шаги босых ног Луизы по дубовому паркетному полу, шелест снимаемого халата. Потом она присела на край постели, сняла колье, кольца и серьги, и украшения одно за другим с тихим звоном опустились в маленькую хрустальную вазу на прикроватном столике. Выдвинула ящик, отвинтила крышку тюбика с увлажняющим кремом и тщательно смазала руки. Неизменный порядок. Каждый вечер. Идеальный пример визуализации слова «рутина».

Предыдущей ночью он почти не сомкнул глаз, однако заснуть не удавалось. Сердце неприятно стучало, хотелось незаметно выскользнуть из спальни и выпить еще виски. Кроме того — хоть Луиза и считала, что Ян-Эрик на это не способен, — его мучила совесть из-за пропущенного спектакля. Он опять не пришел к Элен. А ведь собирался. Думал уехать из Гетеборга дневным поездом. Но она попросила остаться еще на несколько часов, сказала, что возьмет отгул на работе, и он не нашел в себе сил отказаться. Решение, как обычно, было принято где-то ниже пояса, и он — в восторге от своих возможностей — наслаждался собственной опытностью, заставляя ее стонать от удовольствия. Но едва только все закончилось, наступило отвращение. Сильнейшее омерзение, словно у нее внезапно выросли щупальца. Однако на поезд он уже опоздал.

Дыхание Луизы стало глубже, и Ян-Эрик решил, что она уснула. Впрочем, может, она, как и он, притворялась. Нужно устроить раздельные спальни, тогда можно будет хоть спокойно читать по вечерам. Но для этого придется признать проблему, а он ненавидел открытые конфликты. Потому что они могли легко выйти за привычные рамки и затронуть что-нибудь такое, что вначале никому не приходило в голову.

А это слишком рискованно.

Его чувство вины не поддавалось описанию. Он не мог долго выносить собственный дом и бежал отсюда при первой возможности. И тем не менее всегда стремился сюда. С комком в горле и тяжелой совестью он возвращался домой, больше всего на свете мечтая обрести покой и мир. Как боксерская груша, принимал все удары жены, терпел ее едкие комментарии. Много раз он собирался исправиться, стать другим, обещал себе не пить и не изменять. Но вопреки всем добрым намерениям, вскоре его снова охватывало беспокойство, похожее на внутренний зуд. Тогда оставалось одно — уехать и оторваться по полной. Только это и помогало.

Приподнявшись на локте, он отпил воды из бокала, стоявшего на прикроватном столике. Полоска света от уличного фонаря, пробравшись сквозь деревянные жалюзи, легла поперек двуспальной кровати. Он посмотрел на Луизу, которая спала, повернувшись к нему спиной.

Тогда, тринадцать лет назад, он был уверен. Уверен как никогда. После бесконечного числа коротких романов и партнерш на одну ночь он встретил наконец женщину, которую искал. Ту, которая сможет излечить его и избавить от отупляющей пустоты. Он пытался и раньше, но все его предыдущие любовницы не дотягивали до заданной планки. На этот раз все будет иначе. Он устал от жизни, которую вел, и все чаще улавливал жалость в глазах молодых женщин. В тридцать семь лет пора прекратить подростковый бунт, начавшийся шестнадцать лет назад, когда он вернулся из Штатов. Ночи в клубах и ресторанах, наркотики, шальные деньги. Чужие женщины, которые наутро не сохраняют ни капли своей вечерней привлекательности. Луиза станет его броней. Она поможет ему упорядочить жизнь, и он наконец докажет, что способен не только ползать в тени своей знаменитой фамилии. Она отлично укладывалась в формат. Умная, красивая, талантливая поэтесса. На отца это произведет впечатление. А мать в любом случае будет недовольна.

Он осторожно приподнял одеяло и, не спуская глаз со спины Луизы, бесконечно долго выбирался из постели, стараясь не разбудить жену. Она не пошевелилась. Надев халат, он тихо закрыл за собой дверь. Привычными шагами прошел по скрипучему паркету. Дверь Элен была приоткрыта, в комнате горел красный ночник. Сам не понимая зачем, Ян-Эрик остановился и долго смотрел на дочь. Она спала, и никто не мешал ему думать о своей любви к ней. Одеяло у Элен упало, и он заботливо поправил его, прежде чем идти дальше.

За книжными полками в кабинете была припрятана бутылка виски. Оставив дверь открытой для лучшей слышимости, он сделал несколько глотков из горлышка. Бросил взгляд на стопку с почтой в адрес АО «Рагнерфельдт», но открывать ничего не стал. Два письма были похожи на читательские. Отец по-прежнему получал их, два-три в неделю. Ян-Эрик обычно отправлял в ответ фотографию с факсимильной подписью Акселя.