Виктор Пронин - Победителей не судят

И вдруг все оборвалось.

Ушли куда-то за горизонты моря, горы, пустыни да и родня вдруг стала недоступной, иссякли погреба перевелась рыба в речных заводях. Отшатнулись страны и народы. А красномордый президент с зычным голосом и злобным оскалом, кокетливо играя спинным хребтом, все обещает подумать, не остаться ли ему еще на один срок, не добить ли то, что осталось...

Касьянин прошел по пустому гулкому залу. В разных концах его стояли кавказские личности и не то продавали, не то выдуривали у людей то, что у них еще осталось. Голодной стайкой прошли венгерские цыганки, предлагали куртки, лифчики, женские прокладки. Сонно и угрожающе поглядывая вокруг, прошли навстречу угрюмые качки с литыми шеями и вислыми животами.

А зал, громадный гранитный зал был пуст и гулок.

Билет Касьянин взял без всяких трудностей, поскольку у касс, к которым совсем недавно невозможно было пробиться, он был единственным покупателем.

— Два купейных, — сказал он, наклонившись к дырке в стекле стойки.

— Пожалуйста.

— На сегодняшний поезд.

— Давайте деньги.

— Если можно, на нижние полки, — совсем обнаглел Касьянин.

— Я же вам говорю — давайте деньги.

— Только, пожалуйста, в середине вагона, а то, знаете, по ночам двери хлопают...

— Да вы вообще будете ехать вдвоем на весь вагон! — не выдержала кассирша.

— Занимайте хоть каждый по целому купе.

Господи! — ужаснулся Касьянин. На какие только ухищрения не приходилось идти, чтобы достать хотя бы плацкартный на верхней полке! Звонки из редакции, бронирование, подарки кассиршам, специальные кассы для блатных, кассы в зданиях самих редакций, которые обслуживали только журналистов, только командированных, только своих и никого больше.

Сунув билеты в карман пиджака, Касьянин окинул взглядом громадный зал вокзала. Да, этого новые властители добились — билет можно купить без всяких помех в любое время, на любой поезд. Но куда исчезли желающие отправиться в путь, куда они все подевались, почему пропало у них желание вообще ехать куда-либо? Не до того стало, не до путешествий, не до поездов, не до радостных встреч в винных погребах с друзьями и подругами в кабачках Ялты и Одессы, в шашлычных Пицунды и Лагодехи, в горах Дербента и Пасанаури.

Другая жизнь пришла, другая страна получилась.

— Все в порядке? — спросил Анфилогов, распахивая дверцу.

— Оказывается, я вообще мог закупить целый вагон.

— С билетами стало проще, — откликнулся Ан-филогов, не придавая своим словам никакого значения. — Я провожу вас.

— Стоит ли?

— Провожу. Я должен быть уверен, что отъезд состоялся без приключений.

Снова взяв самую большую сумку, Анфилогов захлопнул багажник и решительно направился к вокзалу. Касьянин и Марина со Степаном потянулись следом. Вокзал был пыльным и разогретым на солнце, крикливые тетки предлагали горячие чебуреки, избитые друг дружкой бомжи слонялись вроде бы бесцельно, но на самом деле зорко высматривали, чего бы стащить, у кого попросить пятерку на опохмелку, а кого просто припугнуть непотребным своим видом. В Анфилогове они сразу чувствовали что-то опасное, заставляющее их вжиматься в стены, в углы, в ниши.

Поезд отходил с третьего пути и уже стоял у платформы. На перроне суетились редкие пассажиры, провожающие, сидели на своих тачках разморенные жарой носильщики. Тут же в киоске Касьянин купил две бутылки воды, большую пачку печенья и запрессованную в целлофан колбасу.

— Остальное купите в дороге, — сказал он Марине.

— Что ж нам, выбегать на каждой остановке?

— На каждой не стоит, а вот через одну выбегайте обязательно, — ответил Касьянин, не глядя на жену.

— И что же нам покупать?

— Все, что предлагают, — мутное пиво, поддельную водку, пирожки с гнилым салом, — его раздражало постоянное недовольство Марины, ее неугасающее желание все обострить, довести до легкого скандала. И он нашел надежный способ защиты — поддерживал все ее идиотские предположения и сомнения. Поддерживал, подхватывал и доводил до полной дурости. И заметил — действовало. Марина тут же обиженно замолкала, как бы убедившись в худших своих догадках.

Поезд отошел точно по расписанию, и Касьянин, взглянув на часы, облегченно перевел дух — наконец-то он может поступать по собственному разумению.

Что бы ни произошло с Касьяниным, какие бы неприятности ни свалились на его голову, никто не освобождал его от обязанностей в редакции. Этим журналистика отличается от всех прочих специальностей, существующих на белом свете. Ты вроде бы свободен, можешь и выпить в рабочее время, можешь даже напиться, начальство не будет долго гневаться, если прогуляешь денек-второй-третий, но наступает момент, когда ты, невзирая на землетрясение, разрушившее твой город, на женщину, которая разочаровалась в тебе так неожиданно, что ты готов голову в петлю сунуть, невзирая на расстрел президентом собственного парламента... Ты должен к десяти ноль-ноль положить на стол двести строк, которые можно тут же нести в типографию и отливать в металле. Даже если у тебя на эти строчки есть всего полчаса, всего десять минут или же нет времени совершенно. Тогда ты должен сам отправиться в типографию и продиктовать наборщику строки, которые на твоих глазах опять же отливаются в металле.