Присматриваясь к молодым, старым, к девушкам, парням, Касьянин решил дождаться, увидеть хоть один радостный, улыбчивый взгляд. Нет, какая-то бесконечная озабоченность. И подумалось, подумалось Касьянину и представилось — сколько поколений самых талантливых писателей, поэтов, композиторов, актеров, властителей дум народных мечтали о свободе, воспевали свободу, революцию, проклинали царизм во всех его проявлениях, даже самых разумных, приучали людей думать о революции как о высшем счастье народном.
И вот она свершилась, не могла не свершиться при такой массированной подготовке. И что же?
Радость вселенская? Ни фига, ни фига, ребята. Горе, кровь, насилие, которые продолжаются уже сто лет.
И опять мечталось, опять поэты и мыслители готовили людей к свержению. Свергли.
Наступили демократические времена, и рыкающий дылда, забравшись на танк, оповестил человечество о наступлении в России счастливых перемен Да, точь-в-точь, как когда-то картавый, лысый и гунявый оповестил о том же с броневика.
И что же, и что же?
Старухи высыпали просить на пропитание, юные скрипачки в подземных переходах играют Паганини ради тысчонки, за которую не пустят даже в туалет на Курском вокзале, а бандиты, не успевшие попасть в банкиры, рвутся в мэры...
Приехали, ребята.
— С чем я вас и поздравляю, — пробормотал Касьянин и двинулся дальше по солнечной, знойной Москве, какой она бывает чрезвычайно редко и каждый раз именно тогда, когда хочется прохлады, дождя и луж на асфальте...
Касьянин и сам не заметил, как оказался у собственного дома, он зашел во двор с дальней стороны, обойдя микрорайон боковыми улочками. Здесь его никто не знал, и он, расположившись на кленовом пне, издалека посматривал на свой дом.
Залитый солнцем, он казался слепяще-белым. Вдоль разогретых стен струились потоки разогретого воздуха, и от этого линии дрожали и сам дом казался зыбким и Даже как бы несуществующим. Впрочем, это так и было — несмотря на то, что до него было рукой подать, три-четыре минуты ходу, но войти в подъезд, войти в свою квартиру для Касьянина было уже невозможно.
И вдруг он вздрогнул, увидев появившееся у подъезда яркое, алое пятно.
Касьянин приподнялся, всмотрелся — это была открытая машина Евладова. Стараясь не выходить на открытое пространство, он прошел за железными гаражами, мимо мусорных ящиков, некоторое время скрывался в зарослях кленовых кустарников.
Теперь от евладовской машины его отделяло метров сто, не больше.
Машина была пуста. Значит, Евладов с компанией поднялись на его этаж, и кто знает, может быть, именно в эти минуты ломятся в квартиру. Но нет, прошло еще немного времени, и из подъезда вышел человек, сел в машину и тут же отъехал. Видимо, это был водитель и Евладов послал проверить — нет ли хозяина в доме.
Постояв за гаражами, Касьянин вернулся к пню в тень кленов. Пора было подумать о ночлеге. Весь день у него была шальная мысль все-таки вернуться домой и переночевать в своей кровати. Вряд ли Евладов после вчерашних событий решится на следующую же ночь снова взяться за Касьянина. Тем более что утром он столкнулся в дверях с Анфилоговым.
У Касьянина была еще одна возможность — вернуться в редакцию и остаться там на ночь. В приемной стоит просторный диван, редакция находится в большом здании, на всех этажах всю ночь дежурят ребята с короткими черными автоматами, и там он был бы в полной безопасности.
Но что-то мешало...
Слишком уж он будет выглядеть запуганным, слишком растерянным.
Нехорошо это, не надо бы...
И еще Анфилогов...
Этот тоже предлагал переночевать у него. Тут уже лучше, удобнее. Но опять что-то останавливало. Касьянин попытался понять — что именно мешает ему пойти к следователю? Робость? Нет, после двадцати лет журналистики от этого чувства мало что остается. Нежелание стеснять? Тоже нет, Анфилогов сам сказал, что он будет дома один, и, наверное, даже обрадуется. Что же, что? И наконец до Касьянина дошло — он не верил Анфилогову. Из опыта своей криминальной хроники он знал, как часто эти две службы работают вместе, сообща, рука об руку — бандиты и те, кто должен с ними бороться.
Да, вполне возможно, что Анфилогов неплохой человек, усердный служака, исполнительный и добросовестный. Но в то же время есть, допустим, у него любимая банда, которую он холит и оберегает, а с остальными борется в меру сил.
И банда тоже оказывает ему знаки уважения, а с остальными ментами борется в меру сил.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу