Петер Демпф - Тайна Иеронима Босха

Нищий медленно поднял голову и плюнул одному из проходящих мимо монахов под ноги.

— Адамиты устраивают оргии и при этом читают проповеди. Разве не богохульство? Жаль, меня туда ни разу не пригласили.

Петрониус перевел взгляд на нищего. К запаху ладана и паленого мяса прибавилась вонь грязного человеческого тела, проводящего ночи в хлеву.

— Послушайте! Я приехал в город не для того, чтобы просить милостыню. Я ищу мастерскую и жилище художника, мастера Иеронима Босха.

— Как вы можете думать о своей шкуре при виде лица; этой женщины, душу которой надо спасать?

— Мы ничем не в силах помочь телу и душе этой девы. А моя шкура мне дороже.

Вся улица провожала безмолвным взглядом повозку и исчезавших в дымке ладана монахов, направлявшихся в сторону городских ворот. Пение и шум затихали.

— Повторяю еще раз, — настойчиво произнес Петрониус, удерживая нищего за руку. — Я — благочестивый художник, ищу работу и ничем не помешаю вам. Буду вам очень благодарен, если покажете, где я смогу переночевать.

Нищий поднял вверх указательный палец, и выражение лиц окружавших художника оборванцев смягчилось.

— Это меняет дело. Простите меня.

— Да что уж, — ответил Петрониус. — Вы имеете право предостеречь незнакомца, вошедшего в город.

— У вас добрые намерения, незнакомец. Если пойдете назад к городским воротам, то попадете в гостиницу «У орла». Скажите, что вас прислал Длинный Цуидер. Будьте осторожны впредь.

С этими словами нищий растворился в толпе, будто провалился сквозь землю. Петрониус остался один. Посмотрев вперед, он заметил одеяние убегавшего в просвет между домами доминиканца.

Зажгли первые фонари. Петрониус поплелся к рыночной площади, расположенной в центре города и имевшей форму треугольника. Он с любопытством бросил взгляд на ратушу, убранство которой свидетельствовало о силе и богатстве города, прошел мимо купеческих лавок, где еще продолжалась торговля. Пахло рыбой и хлебом, овощами, сыром и свежими фруктами. Художник окунулся в этот мир благовоний и суеты и медленно брел по улице, ища гостиницу, о которой говорил нищий. По переулку разносились звуки арфы, смешивающиеся с хлюпаньем сапог по болотистой почве. И вот перед художником возник дом с черными балками и черной дверью, построенный в стиле фахверк. Окна были закрыты ставнями. Когда Петрониус открыл дверь, навстречу ему вышел великан, вынужденный пригнуться, чтобы не задеть дверной косяк.

— Мы закрылись!

Петрониус удивленно приподнял брови.

— А музыка за дверью — это перешептывание духов?

Лицо великана помрачнело.

— Я не слышу музыки.

— Тогда звенит у меня в ушах, — неловко рассмеялся Петрониус.

Он не был готов к такому приему. Разве нищий не сказал ему, что гостиница открыта? Или он просто хотел подшутить?

— Мне сказали, я могу найти здесь приют на одну ночь.

— Из этого дома выходят только пьяными или мертвыми.

Петрониус хотел тотчас повернуться и уйти, однако сильная рука схватила его за плечо.

— Разве я не сказал? Пьяными или мертвыми!

Одним махом великан повернул Петрониуса к себе. Художник собрался с духом и произнес:

— Я не подумал, что это относится ко мне. Кроме того, меня прислал сюда Длинный Цуидер!

Лицо великана посветлело.

— Другое дело! Для друзей наши двери открыты, — громко произнес он и пропустил Петрониуса вперед.

Переступив порог пивной, художник был приятно удивлен. В нос ударил резкий запах пивных дрожжей, затхлости и мужского пота. На тяжелых деревянных скамьях вокруг засаленных столов сидели несколько дюжин мужчин и горстка женщин. Некоторые играли в кости. Кружки стояли в светлых лужах пива, рядом в коробах лежал хлеб. Посреди комнаты сидел арфист, за которым не отрываясь следили большинство присутствующих. Тонкие пальцы музыканта легко скользили по струнам, почти не касаясь их, но инструмент издавал чудные звуки. Хриплым голосом арфист читал стихи, подбирая к ним звучные аккорды. И каждая строфа принималась с громким ликованием.

Петрониус улыбнулся. Атмосфера пивной возбуждала. Здесь царили необузданное веселье, шутки и песни. И хорошо пилось. Он поискал свободное место и вскоре оказался за столом, где уже сидели нищий и два его друга, весело аплодировавшие певцу. Петрониус смотрел на краснолицего мужчину, который пел о глупости и бренности человеческих забот.