Словно читая мои мысли, полковник Кент сказал:
— Трудное и грязное это дело. Впрочем, кто знает. Может быть, это кто-то из гражданских. Тогда сможем быстро его закрыть.
— Уверен, что сможем, Билл. Нам с вами объявят благодарность с занесением в личное дело, а генерал Кемпбелл будет приглашать нас на коктейли.
Полковник был явно обеспокоен.
— Откровенно говоря, мне первому накрутят хвост. Как-никак это моя база и зона ответственности. Вам что, вы можете отказаться, в крайнем случае пришлют другого. Правда, в момент преступления вы оказались здесь, вы из особого подразделения, и мы сколько раз работали вместе, поэтому мне хотелось бы, чтобы на предварительном докладе ваше имя стояло рядом с моим.
— А вы даже не потрудились распорядиться, чтобы мне принесли кружку кофе, полковник.
Он мрачно усмехнулся:
— Какой кофе? Сейчас бы чего покрепче! — Помолчав, Кент добавил: — Глядишь, новое звание получите.
— Если понижение — очень может быть. Если повышение, то повышать некуда. До самого верха добрался.
— Ах да, я забыл. Дурная у вас система.
— А вы надеетесь, что дадут генерала?
— Не исключено. — По его лицу пробежала тень, как будто мерцающая генеральская звезда, которую он видел в своих снах, внезапно погасла.
— Вы уже известили здешних сотрудников УРП?
— Нет.
— Странно. Почему?
— М-м... Все равно не они будут вести дело... Господи, надо же случиться такому с дочерью начальника базы... И командир вашей группы у нас, майор Боуз, он тоже ее знал, ее все знали... Нам нужен лучший сыщик из Фоллз-Черч...
— Козел отпущения вам нужен, вот кто. Хорошо, я доложу боссу в Фоллз-Черч, что расследование предстоит трудное, нужен особый человек. А я и браться не хочу.
— Пойдемте посмотрим тело. Решать потом будем.
Мы пошли к его машине, и в этот момент ухнула гарнизонная пушка — на самом деле записанный на пленку выстрел какого-нибудь артиллерийского орудия, давно отправленного в переплавку. Мы повернулись в направлении звука. Из громкоговорителей, установленных на пустых казармах, донеслась знакомая мелодия: тоже записанный на пленку горн трубил побудку, и мы, двое одиноких мужчин в предутреннем свете, приложили руки к козырькам, отдавая должное многолетней жизненной привычке и многовековой воинской традиции.
Древний трубный звук, уходящий корнями во времена Крестовых походов, эхом раскатился по площадкам и дорожкам между казармами и по окрестным полям. Где-то поднимали флаги.
В гражданской жизни ничего похожего нет, если не считать, что смотреть по телику «Доброе утро, Америка» уже стало доброй традицией. Я работаю на периферии армейской жизни, но не уверен, что готов перейти к гражданке. Впрочем, вполне вероятно, что такое решение уже принимают за меня. Иногда чувствуешь, когда начался последний акт.
Вдали замерли последние звуки горна, и мы с Кентом пошли к машине.
— Ну вот, начинается новый день, — сказал полковник Кент. — Но один из наших солдат его уже не увидит.
Мы ехали к югу, к дальней оконечности военной зоны. Полковник Кент сообщил:
— Капитал Энн Кемпбелл и сержант Харолд Сент-Джон несли дежурство в штабе базы. Она начальник смены, он дежурный сержант.
— Они знали друг друга?
— Может быть, здоровались, — пожал плечами Кент. — Постоянная работа у них в разных местах. Он в машинном парке, а она преподает в Учебном центре особых операций. Оба явились на дежурство по распоряжению командования.
— Что она преподает?
— Основы психологической войны, — сказал Кент и добавил: — У нее... у нее была степень мастера.
— Была и есть, — поправил я. Вечная путаница с глагольными временами, когда заходит речь о недавно скончавшихся. — А преподаватели на ночном дежурстве в штабе — это обычная практика?
— Нет, отнюдь. Но Энн Кемпбелл сама просила внести -ее имя в листы нарядов, которые входят в круг ее прямых обязанностей. Хотела подавать пример. Как же, генеральская дочь...
— Ясно.
Листы нарядов в армии составляются для офицеров, младших командиров и рядовых. Составляются как Бог на душу положит с таким расчетом, чтобы каждый имел возможность посачковать на какой-нибудь легкой работенке.
Помню время, когда женщин в некоторых списках вообще не было, их никогда не назначали в караул, но времена меняются. Не меняется только одно: молодые женщины, разгуливающие по ночам, подвергают себя немалому риску. Сердца плохих парней остались теми же самыми. Желание залезть на доступную мочалку перевешивает армейские правила.
Читать дальше