Алексей Костарев - Жопа

На дворе похолодало. Всё чаще над Гниловкой кружились снежные хлопья. «Скоро нас заметёт по самую крышу», — думал Сталкер, опуская колун на очередной берёзовый чурбан.

…Он лежал на спине, и его шею обматывал кабель. Концы кабеля сжимала в руках сидевшая на его груди Ника. С шаткого штатива подмигивала красной лампочкой камера, и слепили прибитые к потолку самодельные софиты.

С этим эпизодом они бились уже неделю. Во-первых, отсутствие оператора заставляло снимать кусками, и, во-вторых, генератор-зомби регулярно противился своему возвращению к жизни.

«Только б он снова сейчас не сдох!» — кусал губы Сталкер. Игра в весёлую чехарду с Безумием дошла до кульминации. До точки закипания мозгов.

— Ника, по моему сигналу начинаешь тянуть. Когда я хлопну по койке ладонью — отпускаешь.

«Всё должно быть настоящим. „Должно“ — это, кажется, от слова „долг“. А слово „долг“ похоже на колокол. Долг-г! Долг-г! И на удары бейсбольной битой в большой жестяной таз».

— Ну что, ты готова? Поехали!

Перед его глазами поплыли разноцветные круги. Лёгкие превратились в напряжённые бицепсы. Сидевшая на нём Ника весила килограммов двести. Может быть, и больше. Сколько весит маневровый тепловоз? Да, конечно — ровно столько, сколько и Ника.

«Меня ни разу ещё не душили», — вспомнил Сталкер и захрипел. «Тебе и голову не отрезали», — сказала студентовская голова. Её сменил Витька, хохочущий прорехой в горле. «Пошли вы все!» — крикнул Сталкер. Или ему показалось, будто он крикнул.

Внезапно цветные круги исчезли. Близко, непостижимо близко он увидел Никины глаза, голубеющие Пустотой, и почувствовал, что проваливается в них.

«Может ли Пустота провалиться в Пустоту? Может ли она поглотить самоё себя? Может. И тогда мир сжимается, сжимается, сжимается… А после — взрыв, вспышка сверхновой, и мы — облачками пыли, скоплениями молекул — летим в безвоздушном пространстве. Да, в безвоздушном! Воздуху, дайте же мне хоть немного воздуху!»

И чем дольше он смотрел ей в глаза, тем сильнее увязал в них, проваливаясь в их голубую Бездну.

Его рука уже давно судорожно колотила по краю кровати…

Весной затопило Подвал. Талые воды, смешавшись с потоками, извергнутыми прохудившейся трубой, поднимались всё выше, и скоро в квартирах первого этажа появилась плесень. Кое-где стал проседать и коробиться разбухший от сырости пол.

Когда ремонтники, ни от кого не добившись ключа, автогеном вспороли железную дверь, один из них заметил возле самого порога странный предмет — круглый, белёсый, склизкий, размером с футбольный мяч. Едва ремонтник сообразил, чем этот предмет может быть, — его чуть не вырвало.

В детстве родители учили его, что от таких вещей нужно держаться подальше, и уж, конечно, никому нельзя про них рассказывать, иначе неприятностей не оберёшься. Поэтому он взял обломок доски и, еле сдерживая тошноту, спихнул голову вниз. Она проскакала по ступенькам, сказав в конце пути глухое: «Плюх!».

По обвинению в убийстве Дяди Васи арестовали было трёх нагероиненных подростков, но вскоре выпустили за недостатком доказательств, и на местном райотделе повис очередной «глухарь». Гриша излечился от сумасшествия и занялся вполне благопристойной торговлей непонятно чем. Сан Саныч и Светка переселились в Москву. Сан Саныч, по слухам, стал сильно пить.

Федя погиб через пару недель после крушения студии. Теперь невозможно выяснить, решил он последовать сталкеровскому совету или просто не справился с управлением. Доподлинно известно лишь то, что его машина сшибла ограждение моста над железнодорожными путями, пролетела по воздуху метров тридцать и врезалась носом в рельсы. Раздался взрыв.

Что же касается Ники и Сталкера, то с момента исчезновения никто их не видел. По сути дела, никто, кроме Феди, Нику и Сталкера и не искал, а его поиски закончились быстро и печально.

Впрочем, ещё один милицейский «глухарь» мог бы пролить тоненький лучик света на их дальнейшую судьбу. По весне в одну из больниц города Б-ска был доставлен нетрезвый мужчина с тяжелейшим ранением — пуля вошла в верхнюю часть живота, задела печень, вызвала внутреннее кровотечение и засела в позвоночнике.

— Психи, — сказал следователю раненый. — Я думал, просто парочка, а оказалось — психи.

Описать убийц он не смог. Вторая и последняя из произнесённых им фраз звучала примерно так:

— Я запомнил только глаза. У обоих… такие… будто четыре дыры в пустоту…