Алексей Костарев - Жопа

— Фу, — выдохнул Федя, — и где же ты, красна девица, начиталась-насмотрелась всей этой хуйни?

Бледно-зелёная, с безумными голубыми глазами Ника, которую явно мутило после вчерашнего, весьма мало напоминала «красну девицу». Разве что, пять минут назад согрешившую с тенью папаши Гамлета.

— Я не начиталась, — глядя сквозь Федю, ответила она. — Мне мать перед смертью сказала. Она такая же была, оттого и повесилась.

«Сука твоя мать», — подумал Сталкер. — «Я б её сам за это повесил», — и возразил:

— Ты говорила, будто она повесилась из-за отца?

— Он ещё хуже.

— Абстинентный синдром, — поставил диагноз Федя. — Выпить ей надо. Пошли за портвейном.

— Нет уж, иди один. Я здесь посижу.

— А я, вернувшись, не обнаружу твой хладный труп? — сострил Федя, как сам тут же понял, не слишком удачно, поскольку шутка привела Сталкера в бешенство — тот выругался длинно, грубо и для самого себя неожиданно зло.

…По левому борту форсирующей очередную действующую модель славного озера Байкал «вольвушки» громоздились покосившиеся коровники. По правому — мокли под начавшимся мелким дождём картофельные поля. А прямо по курсу торчали из-за заборов какие-то унылые сараи, и за сараями, метрах в двухстах, бухтел товарняк.

— А доедет это колесо до Москвы? — прочувствованно вопросил Студент.

— А уж, почитай, и доехало, мать-перемать! — ответил Сталкер.

Все засмеялись. Четверть часа назад им повстречался хмельной мужик, синусоидально, но целеустремлённо шлёпавший по грязи в рыбацких сапогах. На вопрос — далеко ли до станции? — мужик разразился пространной лекцией, через каждое слово поминая чью-то мать и всех прочих женщин лёгкого поведения. Суть лекции сводилась к следующему — «до станции-то недалёко, только вы один хрен не проедете. Вот если б на танке, то (мать-перемать!) проехали бы, и на тракторе (мать-перемать) тоже бы проехали, и на „Урале“, и на „Камазе“, а если на джипе, то (мать-перемать!) это уж смотря на каком. Вот если на „Гранд-чероки“, то, мать-перемать…»

Феде надоело. Он остервенело захлопнул дверцу и, не дожидаясь, когда нетрезвый пророк завершит свой диалог гоголевских мужиков в исполнении театра одного актёра, дал газу. Тут же «Вольво» въехала в чёрт знает какой по счёту руко-, ног и колёсотворный Байкал. Если бы грязь имела уши, то они немедленно бы усохли под гнётом отборной матерщины, выданной на-гора Сталкером и Студентом.

Но, несмотря на хмельного пророка, действующие модели байкалов и мат, все четыре колеса «шведского чуда» доехали-таки до станции под названием то ли «Байтуй», то ли «Туй-бай».

Зал ожидания станции «Туй-бай» был примечателен лишь своей абсолютной непримечательностью — три-четыре ряда корытообразных фанерных сидений, усаживаясь в которые, обнаруживаешь перед собственным носом собственные же коленки; близоруко моргающая на потолке лампа дневного света и засиженное мухами, заплёванное осатаневшими пассажирами окошко кассы, за коим, отгородясь от мира, бесформенная кассирша злобно вязала носок. Когда Федя попытался узнать у неё, где найти начальника станции, кассирша, не отрываясь от вязания, мотнула головой на все четыре стороны, обозначив тем самым свою полнейшую непричастность к происходящему за заплёванным окошком. Так как из живых существ в зале ожидания имели место только две бабульки с корзинками, дедок с гармошкой, спящий в сиденьеобразном корыте бомж и бесцельно блуждающая по залу беременная кошка, то пришлось положиться на уникальную Федину интуицию. Толкнувшись в четыре запертых двери, одна из которых оказалась дверью в сортир, Федя и Сталкер обнаружили, наконец, за пятой дверью кабинет начальника станции.

Начальник станции носков не вязал — он разгадывал кроссворд.

— Река на Кавказе, четыре буквы, — произнёс он, подняв глаза на вошедших.

— Кура, — ответил Федя, — мы с киностудии.

— Подходит, — сказал начальник станции. — Так, по вертикали. Путь в восточных религиях?

— Дао, — брякнул Сталкер. Федя зыркнул на него взглядом, красноречиво говорящим: «Идиот!».

— «По путям не ходить», — заявил он, приближаясь к начальническому столу. — Такой плакат у вас висит?

— Ну, висит, — согласился начальник. — А вам какое дело?

— Висит, но ведь всё равно ходят? — продолжал Федя.

— Ну, ходют, — сказал начальник станции. — А что тут поделаешь?

— Просвещать надо! — рявкнул опомнившийся Сталкер. — Средствами кинематографа!

И зачем-то добавил ставшую анекдотической цитату: