Андерс Рослунд - Три секунды

Оскарссон снова вздохнул, сам того не заметив. Весь вечер и ночь нарастало бешенство, оно вползло в голову, свило там гнездо, а потом превратилось в разочарование. Все началось с раздражающего ощущения в виске — как только Оскарссон услышал голос и узнал его, притом что раньше с его обладателем никогда не говорил. Леннарт обедал у себя на кухне, как обычно, хотя теперь стол был накрыт на одного; он уже почти закончил, когда вдруг зазвонил телефон. Глава пенитенциарной службы вежливо, но твердо дал понять, что комиссар стокгольмской уголовной полиции, который завтра в первой половине дня приедет в Аспсос допрашивать заключенного из сектора «G2», некоего Пита Хоффманна, ни в коем случае не должен этого сделать. Он вообще не должен встречаться с означенным заключенным ни в этот, ни в последующие дни. Леннарт Оскарссон не задал ни одного вопроса. Лишь помыв тарелку, стакан, нож и вилку, он понял, откуда взялось раздражение, перешедшее в бешенство.

Вранье.

Вранье, которое только что выросло.

Он попросил Эверта Гренса уйти и сам уже выходил, когда все пространство тесной комнаты для свиданий заполнила тревога. Угрозы. Какого-то заключенного срочно переводят из сектора «G2» в «добровольный изолятор».

Заключенный Пит Хоффманн. Это о нем он соврал, по приказу.

Оскарссон кусал нижнюю губу, пока она не начала кровоточить, потом прикусил рану так, что боль стала жгучей — словно чтобы наказать самого себя или на миг забыть свою злость, из-за которой ему хотелось выпрыгнуть из окна и побежать в поселок Аспсос, к ни о чем не знающим людям.

Нападение и телефонный разговор о том, что полицейскому надо не дать провести допрос, слились воедино. Но это еще не все. Имелся еще один приказ. От Оскарссона потребовали разрешить встречу адвоката с клиентом поздно вечером. Адвокаты, бывало, являлись в тюрьму во время процесса или когда оглашался приговор и заключенные требовали адвоката, но никогда не приходили по приказу и очень редко — после того, как камеры уже заперты. Этот юрист явился к одному из поляков из сектора «G2» и, как полагал Оскарссон, был гонцом, из тех, кто за плату вбрасывает нужную информацию.

Поздно вечером адвокат приходит в то самое отделение, откуда на следующее утро докладывают о нападении.

Леннарт снова прикусил губу, у крови был привкус железа и чего-то еще. Он сам не знал, на что когда-то рассчитывал, он был, наверное, слишком наивен, когда заглядывался на кабинет, где стоит сейчас, мечтал о форме, которая теперь на нем… Он тогда и представить себе не мог, чем ему предстоит заниматься на этом посту.

В этой камере не было вообще никаких личных вещей — ни койки, ни стула, ни шкафа для одежды, не было красок, не было души. Он никуда не выходил с тех пор, как его сюда привели, но оставаться здесь нельзя — все всё знают даже в изоляторе, смертный приговор пришел сюда раньше его самого. Тот человек в душевой ждал, когда можно будет ударить. Его губы прошептали «stukach» и пообещали, что это еще не все. Если удастся дожить до конца недели, то предстоит выживать дальше, в другом изоляторе, строгого содержания. Там заключенных отделяют не только от остальной тюрьмы, но и друг от друга, они сидят под замком круглые сутки.

Чтобы помочиться, Питу пришлось встать на цыпочки. Раковина была приделана высоковато, но туда, в туалет, он не вышел.

Потом нажал на кнопку у двери и махнул рукой.

— Чего тебе?

— Я хочу позвонить.

— В коридоре есть телефон.

— В коридор не пойду.

Надзиратель шагнул в камеру, наклонился над раковиной.

— Пахнет.

— У меня есть право звонить.

— Ты что, ссал в раковину?

— У меня есть право звонить адвокату, инспектору службы пробации, в полицию и по пяти разрешенным номерам. И сейчас я хочу позвонить.

— В этом отделении, куда ты так рвался, есть туалет в коридоре. А твоего паршивого списка телефонов я не получал.

— В полицию. Я хочу позвонить на коммутатор городской полиции. Не имеешь права не разрешить.

— Телефон в…

— Я хочу позвонить из камеры. Имею право звонить на полицейский коммутатор, чтобы меня никто не слышал.

Двенадцать гудков.

Хоффманн держал в руке радиотелефон. Вильсона нет, это он уже знал, курсы на юге Соединенных Штатов, контакт временно прервался. Но именно туда, в кабинет Вильсона, он всегда звонил, оттуда он должен начать.

Его соединили еще раз.

— Когда тебя переведут вниз, когда ты окажешься в изоляторе, в безопасности, ты свяжешься с нами и подождешь неделю. За это время мы все устроим и вытащим тебя оттуда.