Андерс Рослунд - Три секунды

Все трое поднялись на самый верхний этаж, в тесный коридор перед мастерской.

Дверь открыта. В огромном помещении темно.

Работавшие здесь заключенные еще не позавтракали, до начала рабочего дня оставался час.

— Еще. Ниже!

Когда они дошли до середины мастерской, Хоффманн приказал заключенному встать на колени и наклониться.

— Ниже, ниже! И нагнись вперед.

— Зачем?

— Нагибайся!

— Ты можешь убить меня. Можешь убить вертухая. Но, Паула — ведь так они назвали тебя, твои суки-приятели? — Паула, детка, ты такой же мертвец. Здесь. Потом. Не имеет значения. Мы знаем. Мы тебя не отпустим. И ты знаешь — именно так мы работаем.

Хоффманн с силой ударил его по лицу свободной, сжатой в кулак рукой. Он не знал зачем, просто тот подступил так близко, что не ответить было невозможно. Ведь он прав. Эта шестерка из «Войтека» права.

— Возьми упаковочную ленту! Обмотай ему руки! Потом стяни провода!

Якобсон, встав на цыпочки, дотянулся до полки над прессом, где лежали мотки серой упаковочной ленты из жесткого пластика, этой лентой обматывали картонные коробки. Потом он отрежет два полуметровых куска и одним обмотает руки заключенного (кожа порвется, начнет кровоточить), потом разденет скорчившегося на коленях и разденется сам, одежда каждого ляжет на пол двумя аккуратными стопками, он повернется голой спиной к Хоффманну, острый жесткий пластик намотается и на его запястья.

Пит хорошо запомнил помещение, пропахшее маслом, соляркой и пылью. Он засек камеры слежения над сверлильным станком и небольшими автопогрузчиками, измерил шагами расстояние между длинными верстаками и тремя большими столбами, державшими внутренний потолок, он точно знал, где стоит чан с соляркой и в каком шкафу сколько инструментов хранится.

Безымянный заключенный и седовласый охранник скорчились голые на коленях, руки за спиной, спины согнуты. Хоффманн еще раз проверил, крепко ли они связаны, потом подобрал обе стопки одежды и отнес на рабочий стол у стены с большим окном, выходящим на церковь. Достал из переднего кармана приемник, сунул в ухо, послушал и улыбнулся, взглянул в окно на колокольню. И услышал ветер, который тихо дул в передатчик. Все работало.

Потом послышался другой звук.

Громкий, повторяющийся.

Тревога.

Хоффманн подбежал к куче одежды, рванул с ремня на форменных брюках пластмассовый прямоугольник, мигавший красным, и прочитал сообщение.

B1.

Изолятор строгого режима. Отделение, из которого они только что ушли. Персонал среагировал быстрее, чем рассчитывал Пит.

Пит посмотрел в окно.

На церковь. На колокольню.

Самые первые доберутся до ограды не раньше чем минут через пятнадцать. И еще пара часов пройдет, пока правильно обученные люди добудут правильное оружие и займут правильное место.

Сигнал тревоги поступил от одного из тюремных инспекторов, который, спускаясь на прогулочный двор и проходя мимо закрытой двери, заглянул поздороваться с надзирателями и убедиться, что у тех все в порядке. И вот первая волна охранников уже бежала по слабо освещенному коридору; вбежав, они как по команде остановились — все увидели одно и то же.

Мертвого человека на полу.

На запертые двери камер сыпались размеренные удары не понимающих, что происходит, озлобленных зэков.

Из шестой камеры охранники выпустили бледного, потного как мышь коллегу.

Молодой надзиратель нервно ткнул пальцем в направлении третьей камеры.

Выпустили еще одного охранника, молодого мужчину, который плакал, глядя в пол, и наконец пробормотал: «Он его застрелил», потом еще раз и гораздо громче, словно чтобы перекрыть грохот или снова произнести эти слова: «Он его застрелил, через глаз».

Пит услышал, как бегут по лестнице, увидел в окно, как еще одна толпа бегом пересекает прогулочный двор. Два голых тела на полу беспокойно шевелились. Он переводил револьвер с одного лица на другое, целил в глаза, чтобы не забывали. Ему нужно было еще немного побыть нераскрытым.

— Так в чем дело?

Пожилой охранник корчился, стоя на коленях. Ломило суставы; он не жаловался, но это было понятно по тому, как он покачивался взад-вперед, чтобы распределить тяжесть тела.

Пит Хоффманн слышал его, но ничего не ответил.

— Хоффманн! Посмотри на меня. В чем дело?

— Я тебе уже ответил.

— Я не понял.

— Я сказал, что умру не сейчас.

Шея. Якобсон выгнул шею и смотрел одним глазом в дуло револьвера, а другим — на Хоффманна.