Жан-Марк Сувира - И унесет тебя ветер

От мысли, что так может случиться, человек ощущал себя больным и подавленным. Старался утешиться другим вариантом. Например, тот, кто рылся в рюкзачке, догадался, что дело нечисто, побоялся связываться с полицией и бросил все. Для него это самый лучший выход! Но и самый невероятный… Он хотел в него верить, цеплялся за эту возможность, хотя сам себя не мог убедить, что правильно все рассчитал.

В шесть часов, не изменяя привычке, он сделал гимнастику, но без настроения. Долгое стояние под холодным душем успокоило нервы. Потом он чрезвычайно осторожно в нескольких местах впрыснул в себя, не глядя в зеркало, малые дозы какого-то снадобья. Наконец выпил лекарство с большим стаканом холодного соевого молока.

Мистраль тоже не мог заснуть до утра. Впервые он не сомкнул глаз ни на минуту. Нормальному сну мешала жара, но такая бессонница не имела к погоде никакого отношения, и это злило Людовика. Чтобы как-то занять свой ум, он обдумывал дело Норман. Пока что у него были только вопросы и никаких ответов. Он уже чувствовал, что история эта непростая.

В четыре часа утра Мистраль решил, что ночь закончена, выпил большой стакан холодной воды и пошел в кабинет взять какую-нибудь книгу. Ему очень нравились комиксы Гуго Пратта — те, что про Корто Мальтезе. Мистраль собрал все комиксы о похождениях моряка: и черно-белые, и раскрашенные под пастель. Сейчас он тоже хотел взять один из этих комиксов, но вдруг обратил внимание на карманную книжечку полкой выше: «Ночной полет» Сент-Экзюпери.

Этот роман он читал по программе в четвертом классе лицея Минье в Экс-ан-Провансе. Невольно он взял книжку, потрогал и с улыбкой вспомнил отрочество. Листая, увидел записи полудетским почерком на полях второй главы. «Шеф», — написал он над ней карандашом вместо заглавия — очевидно, учитель задавал пересказ этой главы.

Улыбаясь, Мистраль присел, стал вспоминать и роман, и учителя. То был высокий человек, уже собиравшийся на пенсию, чудаковатый. Перед каждым уроком французского и латыни он устраивал пятиминутку разрядки. Ученики стояли, закрыв глаза, и старались, чтобы ум стал совершенно пуст. И обязательно кого-нибудь в классе либо разбирал безумный смех, либо кто-то шаркал ногами — словом, один-два человека всегда потом получали дополнительное задание. Учитель из-под полузакрытых век следил за нарушителями порядка и, не шевелясь, шептал: «Мистраль (к примеру), дополнительное задание». Школьники называли это «сеансами йоги». Часто ученики из других классов, проходя по коридору, громко кричали какую-нибудь чепуху, чтобы нарушить сеанс «йоги», предназначенный для разрядки напряжения и сосредоточения внимания, диким смехом. Теперь, вспоминая учителя, Мистраль понимал: в четвертом классе они были еще слишком малы, чтобы оценить по достоинству такого человека — истинный кладезь учености и юмора.

На первой странице «Ночного полета» Мистраль (ему скоро исполнялось четырнадцать лет) прочел названия: Буэнос-Айрес и Патагония. О Буэнос-Айресе он смутно знал, что это столица Аргентины, а про Патагонию никогда не слышал. Когда дочитывал роман, ему очень хотелось больше узнать о Патагонии и мысе Горн. Он тут же решил стать моряком.

Через несколько недель они с классом ездили на экскурсию в марсельский порт, и Людовик, сбежав от всех, забрался на торговый корабль. Часа два-три сопровождающий группы пребывал в панике. Один из матросов заметил Людовика и отвел к начальнику порта. Сопровождающий уже бил тревогу, думая, что мальчик упал в воду. Он страшно обрадовался, что мальчишка жив, но, чувствуя себя в дурацком положении, впаял ему пятнадцать часов карцера. В тот же вечер отец читал суровое послание от директора лицея. Людовик уже был готов к тому, что отец «отстегнет помочи», по его выражению.

Прежде всего отец взял большой атлас, раскрыл карту Южной Америки и рассказал Людовику про историю Патагонии, Аргентины, Чили и мыса Горн. Людовик плохо врубался и не понимал, куда клонит отец. Потом тот спросил, не хочет ли мальчик поступить, как Жюль Верн: тот в пятнадцать лет пытался убежать на корабле, чтобы привезти ожерелье любимой девушке. Людовик покраснел и пробормотал в ответ нечто невнятное. Отец любовался храбростью сына (не побоялся залезть на борт корабля!) и притом объяснял, как опасны такие сумасбродства.

В августе отец с сыном сели на самолет, полетели в Аргентину, проехали на автобусе в Патагонию, потом на пароходе в Ушуаю, обогнули мыс Горн и сошли в Чили, в Вальпараисо. Оттуда на самолете вернулись во Францию. Людовик об этом путешествии с отцом сохранил особенное воспоминание, их душевные разговоры навсегда запечатлены в его мозгу.